Русская классика — истории

Много-много лет назад я прочитала это как философско-нравственную повесть (и осталась очень довольна). Так же, как философско-нравственную повесть, начала я читать ее и на этот раз. Но чую что-то странное, не то, что раньше. Мысли читаю те же, они по-прежнему во многом верные, хлесткие и даже по-прежнему порой неожиданные, но если двадцать лет назад я с ними всей душой соглашалась, то теперь - возмущалась, прямо как волной меня поднимает. "Ну, погоди, - говорю себе, - разве ж он не прав?". И вижу, что прав, и невозможно принять, что прав. Какое-то наваждение. И так я металась, пока до меня не дошло, что это не граф Толстой сейчас хитрит…

Ночью снова не спалось: сильно болела голова. Поразительно, как меняется акустика боли от времени суток. В темноте, тебя не видно, и боль действует как бы внахлёст, норовя захватить постель, в невидимых, почти песчаных, как на одиноком пляже, складочках, захватить подушку, столик, томик Лермонтова на нём, окно в мурашках звёзд и даже… неповинную ни в чём кошку на полу. Что-то похожее случается и в любви, но при свете и тьме: хочется целовать и гладить сирень, дождь на окне, обложки книг, похожих на окна счастливого домика в раю.. словно всё это нежная часть моего смуглого ангела. Грустная, ариаднова психология любовной тоски: я прекрасно…

Со мной иногда… ну ладно, часто, случаются странные вещи, почти фантастические. Вот и сегодня. Меня.. подставила птица. Всё начиналось чудесно. Я прогуливался по улице. Впереди меня, метрах в 7, шла симпатичная девушка в чудесной бежевой юбке. Рядом со мной, справа от меня, шёл парень, слегка меня обгоняя, но я мог видеть его лицо. Чисто художественно.. это выглядело славно: идёт девушка, а за её плечами, за ней следуют её покорные крылья. Одно крыло в синей футболке слегка хромает. Это я — здравствуйте. Что забавно, та же самая сцена, ночью, смотрелась бы почему-то жутко (как для девушки, так и для хромающего крыла: парень, что шёл справа…

...Доколе будет она находиться в списках надуманных болезней? Сейчас вроде как-то сдвинулось общественное отношение, но не сказать, чтобы массово и существенно. Зачастую и сами страдальцы пребывают в сомнениях, действительно ли это они больны или просто второй год плохое настроение? А уж во времена Толстого депрессия, более распространенно тогда - меланхолия, и вовсе считалась то ли модной манерой, то ли придурью "с жиру бесится", в худшем случае, бесноватостью, сумасшествием. То, что представил Толстой в этом наброске и, частично, то, что описывал он как свои состояния в "Исповеди", подпадает под картину депрессии, которую в наше время…

Стихи и письма на полу Разбросаны небрежно, Лежу калачиком в углу И о любимой брежу. В другом углу свернулся кот, Сверкают тихо глазки, Он словно шепчет: идиот, Зачем разбил ты вазу? В другом углу сидит мой друг, - Он в ужасе, немного, Хотел он скрасить мой досуг, Теперь.. не верит в бога. Летает бабочка во тьме И бьётся в стены, в плечи.. Так почерк пьяненький в письме С тобою ищет встречи.

С моей привычкой читать одновременно несколько книг между ними периодически возникают занятные переклички. Иногда это идеи, иногда факты, иногда что-то еще. В данном случае читала я Анна Белова, Наталья Пушкарева, Наталья Мицюк - Сметая запреты. Очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков. Коллективная монография. Есть там глава 6, посвященная репродуктивному поведению россиянок конца девятнадцатого - начала двадцатого века. Речь там идет про распространение абортов и контрацептивных практик. А вот в этом сборнике, "Только час", есть такая повесть "Династия", в которой описана именно такая дворянская семья рубежа веков. Сознательно…

Вышло так, что дома я остался без Интернета. Тянули новый кабель, да порвали старый. И поскольку я был идейным вдохновителем этого несколько стремного монтажа, то и нечего теперь на зеркало пенять. Жду поставки оптоволоконного оборудования. Жду больше месяца, и хочу вам ответственно заявить, что жизнь без интернета существует. Поэтому, чтобы удовлетворить возможный риск желания видеоконтента среди домочадцев, решил прикупить каких нить двд дисков. Пошел на блошиный рынок. А там есть один мужик. В общем, я его давно знаю. Он конечно не ростовщик, но тоже из этой породы. Он возвышается словно ястреб над прилавками и своим цепким орлиным…

Перемотано запястье Белым, ласковым бинтом. Колыбелю ночью счастье: Спи мой милый, мирным сном. Прижимаю к сердцу руку, И качаю, как дитя. Для влюблённых, нет разлуки: Просто я, люблю тебя. Что тебе мой тихий, снится? Грудь любимой? Писем рай? Или ласковые лица Дней счастливых, нежный май? Спи мой милый, спи, хороший, Мы с тобой теперь одни. Я теперь, как тот прохожий И как голос, из груди..

Читать было интересно, даже очень интересно. В социальной сети делилась тем, что читаю этот роман. Друзья мне написали, что "Игра престолов" нервно курит в сторонке в сравнении с "Тени исчезают в полдень". Не могу оценить, последнее я не читала и не смотрела. Но вся история в целом мне понравилась. К сожалению, прибил конец романа, просто раздавил и не дал подняться и как-то реабилитироваться за все перепитии в романе. Ещё очень странненько, что роман и автор меня обошёл в мои 20 и 30,но встретил меня в мои 40.

... или даже тридцать пять. Впечатление, произведенное тогда, помню до сих пор - сильное впечатление. Казалось, что это так неизбывно глубоко, буквально таинство на стыке жизни и смерти. Нынче прочла и вижу, что это не только не глубоко, но даже мелко. Толстой собирает конструкцию из иллюстраций к своим убеждениям. Крестьянин Герасим - хороший, жалеющий, понимающий; высший круг, все окружение Ивана Ильича - сплошь бездушные, не знающие с какого бока подойти к умирающему, и у самого-то у него была такая пустая-препустая жизнь. И то, что главный герой - судья (который оказывается сам судим неведомым судом), и то, что заболевает он в момент…

Пена цветов под твоими ногами, Ласковый взблеск синевы.. Я приникаю блаженно, устами К шёпоту тёплой травы. След твой так нежен, наполненный небом Словно мой сон, о тебе.. Просто, любя, я стал солнечным светом Призраком, в нашей судьбе. Стал я цветами, прибоем лазури, Снами полночной травы.. Как же ты сладко, глаза, память щуришь: Я - поцелуй синевы.

И чем человек лучше, тем с большим отчаянием принимает он то, что нехорош. Был бы Иртеньев чуть поплоше, стал бы он так маяться - жил бы себе, как тот дядюшка, да еще и с удовольствием в старости вспоминал грехи молодости. Но все же погубила Иртеньева не похоть, а гордыня. Он ведь искренно был уверен, что хорош, что не дурной совершает поступок, а - "для здоровья"; он и бился потом не за то, чтобы грех победить, а чтобы хорошим остаться для себя и других людей. Он и открыл-то свою стыдную тайну именно дяде потому, что точно знал: этот не осудит, не станет "плохим" считать. Он даже мысли не допускал, что плох. Оттого и не сдюжил - гордому…

Исповедь предполагает покаяние, в этом ее главное и почти единственное назначение. Кается ли Толстой? Да щас! Повесть о богоискании он заканчивает утверждением человекобожия, буквально себя, т.е. своего великого разума, на котором все держится. Да и что, вообще, такое писательская "Исповедь" для публикации? Он рассказывает о себе ужасные вещи (с точки зрения Церкви, главным образом), он достигает высокого уровня интимности в повествовании, но в этом нет совершенно ничего экстраординарного, поскольку все это он делал очень много раз, он же писатель. "Ах, как она танцует. Как она танцует!" - "Ну разумеется, это ведь ее профессия". Просто в…

Самое примечательное в этом рассказе - не страшная участь Поликушки и его всей семьи; не блестящий реализм, не россыпь разнообразных характеров, и даже не гениальная манера, вскрывающая, как нечего делать, уживающиеся в одном человеке абсолютные противоположности. Самое примечательное - тот рассказчик, какого сюда назначает Толстой. Историю, в которой жуткая трагедия одного семейства оборачивается негаданным счастьем для другого, рассказывает нам вполне видимый молодчик: смешливый, глумливый даже, не без цинизма. И автор этим таким рассказчиком рассказ свой превращает в художественное совершенство, где все буквально элементы является…

На простыне, как на снегу Пишу я пальцем: солнце, где ты? Шепчу: я больше не могу, Душа, до памяти раздета. Крыло озябшее - сугроб, Весной, обои тихо бредят. Окно похоже так на гроб.. Там клён во сне, сквозится светом. Рассвет на ласточку похож: Задел крылом верхушку клёна.. На простыне пишу: ну что ж Таков пейзаж души, влюблённых.

Моя попытка номер 2 Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье (с) Первый раз я бросила его читать. Просто закрыла книгу и все. Почти также произошло и во второй раз, на одном и том же моменте, а именно, когда в жизнь князя врывается Ипполит со своими откровениями! После этого момента у меня в голове постоянно крутился вопрос: да что у вас там бл.ть происходит? Но в этот раз я пересилила себя и просто перелистала! И мне не стыдно А вообще, данный роман читать стоит медленно и с шиком

К "Обломову" я готовилась год. У меня остались смутные воспоминания о нём из школьной программы, но было что-то чего я боялась, оттого и не перечитывала. Как же я рыдала сегодня, дочитывая последние главы. Боже мой! Какое красивое произведение, какая глубина! Какой у Гончарова выдающийся талант!! Как он смог подобрать такие правильные слова, тон, с какой точностью передал это состояние — апатии, отвращения, любви и немощи, силы и слабости. Сколько страниц посвящено любви, чистоте, преданности, ранимости, уязвимости, нежности. И как, к счастью, немного Гончаров отводит на описания мошеннических подлых схем, он просто говорит что это было, но…

А вы знали, что имена Наталья Николаевна вдохновила Александра Сергеевича на повесть "Метель"?) Родственники Натальи Николаевны очень постарались, чтобы тайна её бабушки не была раскрыта. Так оно и было долгое время, но с мужем Гончарова, конечно же, поделилась историей той, на которую как говорят сама была похожа. Бабушка Натальи Николаевны Ульрика была замужем не по любви за состоятельным не молодым человеком и не была счастлива в браке, поэтому сбежала с молодым офицером Иваном Загряжским. Её развели, но повторно выходить замуж не разрешили, забеременела она вне брака. И её возлюбленный, вынужденный идти на войну сдал её на попечение…

Пока читала, все вспоминалось, как Флоровский называл Толстого - "религиозно бездарным". А Шевкунов говорит, что Толстой, несомненно, великий писатель, но в творил полную чепуху в религиозной области. И невозможно не заметить, какая бездонная разница между произведениями, написанными под воздействием впечатлений от некоего явления, от "жизни", и произведениями, написанными для иллюстрации собственных идей. В первом случае поражает глубина и неисчислимось граней, - во втором получается одно сплошное "бубубу", и "Семейное счастье", к несчастью, из таких: плоское, неубедительное, перекошено-однобокое; автор, как бычок на привязи, все ходит и…

Но как он это делает - я не понимаю! (с) Как он начинает - с обыденного, совершенно, до пошлости обыкновенного. И читательская мысль отвечает таким же простеньким мотивчиком. Читаю я о том, как пьяный человек расчувствовался и взял к себе бездомного музыканта, и вспоминаю, как сама в молодости по пьяни подбирала а улице котят, а потом не знала, куда их девать, как избавиться. А он уже ансамбль подтянул, полифонию начал. И я думаю о "Черном монахе", о благословении безумием. В безумии избавлен артист от разрушительного одиночества, тщеславия, неспособности; он не может быть понят - но и не хочет. Но у кого же из ближних найдется столько…

Это даже забавно: Я и ты, не вдвоём. Мы как Пушкин, без раны, Или Пушкин, с копьём. Пушкин бегает где-то, В Эритрее своей, За жирафом, раздетый, И кричит: вэй вэй вэй! Гончарова спит дома, Одинока, больна, Снится ей антилопа, Голый негр, луна. Просыпается, крестит, Странный сон и лицо, Улыбается, светит На мизинце кольцо. Но на сердце тревога, Сердце помнит любовь, На диван, так, немного, Пролилась ночью кровь. Просто месячных время, Пустяки, протекла.. Но на сердце, боль, бремя, Сон тревожный, крыла. Снится чёрная речка, И диван весь в крови, Догорает в тьме свечка, Шёпот: только живи.. И снежинки мерцают, Как черёмухи цвет. Гости в плечи…

Вчера взяла повесть - скоротать полчасика перед выходом по делам. Стала читать, думаю: скушно, брошу. И только подумала, как он этакий выкинул фортель, что я потом три часа, шляясь по своим делам, томилась и дождаться не могла, когда опять можно будет к книжке вернуться... И ужасно как захотелось узнать в действительности, что это такое - зал, освещенный ярко множеством свечей.

Мы лишь точка во вселенной.. Что то с рифмой сложно мне, Как всегда, твои колени, Выручают, разве нет? Ах, к коленям нужно бёдра, И ещё наверно, грудь. В лотерее пальцем стёр я, Обещающую тьму.. У тебя, я стёр бы лифчик, Хоть губами, хоть рукой, И тогда бы, прям на лифте Счастья, в космос голубой.. Я в стихе слегка блуждаю.. Сколько точек, в небесах! Что мне делать, я не знаю, Ну не петь же, о.. трусах? Их сотру губами тоже, - Я выиграл, миллион! Ты смущённая, на коже Точки Морзе: твой Лаон...

Качаются верхушки сосен, Как провода бескровных вен. Весь мир как будто обесточен, - Я замер у твоих колен.. Лишь телефон о чём то светит - Лунатик вечный наших ссор, И сердце, сердцу не ответит, Блуждает в небе стихший взор. К нему хочу.. хочу стать ветром, И нежно так, его обняв, Гулять по звёздам, томик Фета, С собою в рай безмолвный взяв. Твои колени, словно крылья Растут блаженно, из груди, Ты шепчешь: боже, дай нам силы, С ума, и с сердца, не сойти. Над телефоном, тьма мерцает: Лежит в траве он, видит сон, О мотыльках бессмертных рая, О том, как я в тебя влюблён..

Ночь у окна, и бутылка вина, Всё, решено - стану завтра монахом.. Листик качается пьяный, луна.. Листик мне шепчет: иди Саша, на х@й. Как же обидно.. почти ведь, монах Листик, не стыдно? И так в сердце больно. Ладно, забыли. Ну вот, весь в слезах, Листик довёл.. не смешно ли, а, боже ? Друг бы смеялся: листик на х@й послал.. Нет, не поверит, пошлёт на х@й тоже. А сердцу ведь больно, в нём словно кинжал.. Сплю по ночам я с ножом, слышишь, боже? Стать бы монахом, как Лиза в гнезде.. В смысле, в Дворянском, в романе. Больно любить.. мысли все о пи@де, И о душе.. сердце - неба, подранок. Странный бы вышел монах из меня.. Выгнали б может, на…