26 сентября 2023 г., 20:00
97K
Чума и живопись словами: беглый взгляд на писательский процесс Орхана Памука
Во время долгих летних стамбульских дней «Чумные ночи» (2022) вскоре должен выйти в Соединенных Штатах в переводе на английский, тем не менее Памук уже приступил к работе над следующим романом с рабочим названием «Игроки в карты» — да, ему была знакома одноименная серия из пяти картин Сезанна.
посвящает себя интенсивному писательскому труду на острове Бююкад в Мраморном море, а по вечерам встречается с посетителями. В августе прошлого года мы с Памуком ужинали там же и обсуждали всё — от политики (переживет ли Эрдоган майские выборы в 2023 году?) до иллюстрированных записных книг писателя, отрывки из которых недавно были опубликованы на турецком и французском языках. (Английский перевод «Uzak Dağlar ve Hatıralar» появится только через год или два.) Его последний романПока мы разговаривали, Памук разложил передо мной стопку разноцветных страниц рукописи. На первой иллюстрации слова и буквы дождем сыпались сверху в захватывающей манере.
Этот словесный шквал задал тон книге, серия миниатюрных иллюстраций и заметок проливают свет на писательский процесс Памука. Они дают представление о его творческом методе в качестве «визуального писателя», зачастую пишущего с помощью диалектики образа и текста, что могут принимать форму экфрасиса, как в романе «Имя мне – Красный» (2001), которая перемежается с описательной прозой, изображающей исламские миниатюры; или могут быть просто основой для построения романов — то есть рисунками, сценами или атмосферой, набросанными по мере написания. Сопроводительный текст может отображаться как отдельный заголовок, как само изображение (например, булыжники) или как приукрашивание к существующему изображению. Он, за неимением лучших слов, рисовал словами. Позже мы договорились обсудить«Чумные ночи» и некоторые иллюстрации из записных книг на публичном мероприятии в Дьюкском университете, где я регулярно провожу семинары по Памуку.
Три месяца спустя, когда мы ехали в кампус из аэропорта, Памук говорил живо, в манере человека, чьи мысли опережают слова. Это был первый раз, когда он обсуждал иллюстрации. Он также проводил семинар на тему «Политический роман» в Колумбийском университете, где преподавал каждую осень. В списке для чтения присутствовал его собственный роман «Снег» (2002), и он сказал мне, что размещение его собственных книг было частью его работы как писателя. Пока он говорил, казалось, что идеи и информация кружатся вокруг нас, подобно словам на его иллюстрации. Время от времени он поворачивался ко мне и расширял глаза для пущей выразительности. «Какие изображения мы собираемся обсудить?» — спрашивал он.
Стоял холодный ноябрьский день, но на всякий случай он приоткрыл окно. Пока мы ехали, он продолжал описывать свою писательскую жизнь в Нью-Йорке и в поездках. Мы обсудили его расписание в кампусе, где ему предстоит выступить с двумя докладами: первый — о «Чумных ночах», второй — о записных книгах, которые он вел последние 14 лет. Творческая жизнь Памука стремительно развивалась, и, помимо всемирной известности в качестве писателя, он в том числе стал куратором, фотографом и художником — тем, кем он стремился стать с юности. Более того, иллюстрации, включая зарисовки типов персонажей, послужили основой для его писательского процесса, являясь чем-то вроде строительных лесов. Например, для «Чумных ночей» он рисовал фигуры, похожие на карантинного чиновника в феске, в обязанности которого входило дезинфицировать помещения специальным распылителем от Lysol: это был лаконичный портрет позднеосманской современности.
Добравшись до отеля, мы приступили к работе над черновиком сборника из 30 интервью, который я редактировал совместно с Пелин Киврак, охватывающим четыре десятилетия работы Памука в качестве публикуемого писателя. Я указал ему на последнюю статью — интервью об интервью, которые мы запланировали, но еще не завершили. Он просмотрел вопросы и сразу же начал делать пометки. Он описал различные аспекты интервью как художественное средство и как альтернативную художественную историю. В юности он изучал журналистику. Интервью, будь то исследовательские или этнографические, стали частью его писательского процесса и иногда сами входили в его сюжеты. Ка, главный герой «Снега», выдает себя за репортера и часто задает вопросы тем, с кем встречается в маленьком анатолийском пограничном городке, где происходит действие романа. В романе «Мои странные мысли» (2015) интервью с мигрантами из Стамбула и уличными торговцами стали частью его квазиэтнографического процесса. Памук рассказал о месте интервью в писательской жизни, о паратекстах, которые позиционируют писателя или книгу, и о том, как писатель относится к различным местным и международным аудиториям. «Я люблю говорить о своих романах, — сказал он. — Проведение интервью — своего рода публичное знакомство с восприятием книги, а также возможность манипулировать им».
Закончив, мы отправились пешком в восточный кампус Дьюка. Пока мы ждали начала мероприятия, я просмотрел заметки своего вступления, описывающие значимость Памука как писателя глобального романа. Действие большей части его работ происходит в Стамбуле, бывшей столице Османской империи и городе его рождения. Работая с акцентом на турецкую культуру, историю и политику, он смешивает множество жанров: от исторического романа до любовной и детективной истории, от политического романа до автобиографии. Наряду с аллюзиями на турецкую и мировую литературу, общие темы в творчестве Памука включают самобытность, заговоры, двойников, навязчивую любовь, мистику убийства, перевороты, кураторство, суфизм и власть государства.
Для Памука роман и есть метод, многогранный процесс архивной работы, интервью, чтения в жанре и поиска визуальных следствий или мемориальных объектов. Он привносит в свою художественную литературу внимание историка к деталям. Неудивительно, что рассказчица «Чумных ночей» Мина Мингер — историк и ученый, которая собрала историю из «архива» писем, написанных племянницей османского султана. Художественная литература Памука занимает промежуточное положение между историей и литературой — или, как утверждает Мина, между «историческим романом и историей, написанной в форме романа». Его работа часто отражает романиста как архивариуса и куратора, возможно, лучшим примером этого является проект «Музей невинности», который начался в 2008 году с одноименного романа , а затем в 2012 году превратился в настоящий музей в Стамбуле, а позже, в 2015 году, в документальный фильм. Проект со всем вместе взятым отражает творчество Памука с радикальной интертекстуальностью объекта, образа и повествования.
«Чумные ночи» — это повествование о вспышке болезни, действие которого разворачивается во время эпидемии в позднюю османскую эпоху. То, что исторически известно как «третья пандемия чумы», начавшаяся в Китае в 1855 году, уже унесла жизни миллионов людей, прежде чем в 1901 году достигла Мингерии, наполовину мусульманского, наполовину христианского острова в Османском Средиземноморье (с грезами о Кипре и Крите, а также о летнем пристанище Памука в Бююкаде). Султан Абдул-Хамид II (правивший в 1876-1909 гг.) посылает на остров своего самого опытного эксперта эпидемиолога, Бонковского-пашу (кто-то вроде Энтони Фаучи начала XX-го века). Некоторые мусульмане, включая последователей суфийской религиозной секты и ее лидера шейха Хамдуллаха, отказываются соблюдать карантин. В контексте карантинных мер, поддерживаемых государством, «Чумные ночи» также рассказывают историю политического становления и национального самоопределения, прослеживая возвышение некоего Камиля-паши в качестве президента-основателя независимого островного государства Мингерия, которое вскоре освободится от османского владычества и начнет свою собственную причудливую культурную революцию, напоминая о собственной постосманской модернизации Турции.
В романе физические проявления чумы сочетаются с аллегорией, поскольку колониальная современность противостоит исламской традиции. Исключительное положение Османского государства определяется тем фактом, что Абдул-Хамид является одновременно автократом и модернизатором — страстным почитателем Шерлока Холмса и поклонником его дедуктивных рассуждений. Это описание основано на историческом факте; действительно,
, османский армянский писатель, даже написал роман о любви султана к творчеству сэра под названием «Абдул Гамид и Шерлок Холмс» (1911). Этот роман сегодня является литературным курьезом, но на момент его публикации в нем предлагался очерняющий портрет свергнутого султана после второй конституционной младотурецкой революции 1908 года. Напротив, «Чумные ночи» — это тонкий взгляд на наследие Абдула-Хамида, связанное с концом империи.Памук питал интерес к взаимосвязи между эпидемиями, карантинами, религией и формированием государства на протяжении почти 40 лет. Во втором романе Памука «Дом тишины» (1983, на турецком языке) другой историк, Фарук Дарвиноглу, исследует «чумное государство», возникающее, когда инфекция опустошает Османскую империю и правительство переходит на дистанционный карантин. Эта тема вновь появляется в третьем романе Памука «Белая крепость» (1985), действие которого происходит в XVII веке, где эпидемия чумы становится метафорой обращения венецианца, захваченного и порабощенного османами. Работая со своим учителем-мусульманином, он способен предсказать окончание эпидемии, отслеживая количество смертей в каждом районе. Методическое мышление с трудом противостоит здесь мусульманскому фатализму, как это происходит в «Чумных ночах», где эпидемия становится катализатором новой политической формации.
Помимо других достижений, «Чумные ночи» ставят читателя на пересечение эпидемиологии и формирования национального государства. Как таковые, они драматизируют различные виды биополитики. Если мы можем говорить о нации как о «воображаемом сообществе» (в формулировке
), то мы также можем рассмотреть ее «воображаемые иммунитеты», утверждает Присцилла Уолд в своей книге 2008 года «Заразные: культуры, носители и история вспышек заболеваний». «Хотя возникающие инфекции неразрывно связаны с глобальной взаимозависимостью во всех версиях этих отчетов о вспышках, — пишет она, — угроза, которую они представляют, требует национальных ответных мер. Таким образом, сообщество, подлежащее защите, формируется в культурном и политическом, а также биологическом плане: нация как иммунологическая экосистема». Читатели болезненно понимают, что современное государство «прививает» против других политиков, которые находятся в смертельной опасности.В «Чумных ночах» Памук сталкивает нас с ироничной идеей о том, что политическое образование, даже национальное государство, может возникнуть в ответ на эпидемию или как симптом ее.
Во время мероприятия Памук продолжил развивать эту тему, противопоставляя романы, в которых эпидемии фигурируют как документированные материальные события, как в «Дневнике чумного года» (1722), с теми, в которых они функционируют как аллегории, такие как «Чума» (1947). В романе Памука есть немного и того, и другого. Конечно, чума в романе — не просто чума, а сила исторических преобразований, такая как религия, современность или колониализм. Присутствие инфекции превращает людей в других, преображает их навсегда; это требует, как минимум, некоторой степени соответствия правилам и предписаниям современного государственного устройства, с чем мы все столкнулись во время пандемии ковида. «Чумные ночи» отсылают к ориенталистским тропам в романе о европейской чуме, показывая, как введение карантина в любом контексте (не только исламском) сопряжено с потенциальным политическим или эпистемологическим насилием (включая дезинформацию). В редакционной статье New York Times за 2020 год, озаглавленной «Чему учат нас романы о великой пандемии», Памук резюмировал причину гнева толпы по поводу карантинных правил как широко распространенное, но ошибочное убеждение, что «болезнь чужеродна, она приходит извне и занесена со злым умыслом».
Во время своего второго выступления в аудитории музея искусства в Дьюке Памук объяснил писательский процесс, который основывается на пересечении изображения и текста. Страницы записных книг Памука содержат беглые комментарии к трудам писателя, а также личные моменты, признания и символические или поэтические шифры. Они не только прослеживают его путешествия по Стамбулу, Урбино, Мумбаи, Гоа, Гранаде, Венеции, Нью-Йорку, Парижу, Лос-Анджелесу и другим местам, но и раскрывают то, что можно было бы назвать топографией сознания писателя. Кусочек сплетни соседствует с прозрением. Заявление о ностальгии размещается на странице вместе с новостями о публикациях или простым отчетом о расходах за день. Этот контраст, в котором глубокое соседствует с обыденным, раскрывает писателя в беспорядке жизни. Записные книги Памука — спокойный взгляд на бурю творчества. Это маршрутные и необработанные мысли, одновременно медитативные и маргинальные. Для всех, кто интересуется внутренней работой блестящего ума, записные книги — это увлекательное удовольствие, раскрывающее истоки творчества Памука.
Изображения, содержащиеся в его записных книгах, которые были спроецированы на большой экран во время мероприятия, раскрывают идеи, видения, повседневные заботы и фрагменты разговоров, переплетенные с видами и пейзажами. Иногда слова на самом деле составляют «ви́дение». Как пишет Памук: «Было время, когда слова и изображения были единым целым. Было время, когда слова были изображениями, а изображения — словами».
Изображения, которые проецировал Памук, включали в себя изображение слов, дождем сыплющихся с неба, а также виды Крита. На одной иллюстрации была строка: «Все начинается с ВИ́ДЕНИЯ». Мы увидели рисунки (основанные на исторических фотографиях), изображающие молодых людей в фесках эпохи поздней Османской империи, ловящих рыбу сетями, которые и раскрыли увлечение Памука деталями повествования и местным колоритом. И мы увидели иллюстрацию, на которой запечатлен итальянский пейзаж Урбино, вдохновивший город Арказ в «Чумных ночах», показывающую, как связаны путешествия писателя и писательская деятельность. Вверху изображения было что-то вроде афоризма, который гласил: «Я когда-то в прошлом: сказка и история; письмо и фотография».
Отвечая на вопрос из зала, Памук рассказал об экфрасисе, процессе рисования словами. Нетерпеливый студент спросил, что имеет приоритет, изображение или текст? «Это не перевод этого изображения, — ответил он. — Он облекает этот образ в слова, описывает этот образ словами... Когда мы думаем, используем ли мы картинки, слова или ни то, ни другое? Или происходит какая-то химия? Что такое мысль? Это образ? Иногда это образ. Иногда это просто слово. Когда я называю себя визуальным писателем, для меня мысль ближе к образу». Отвечая на вопросы, Памук часто заставлял аудиторию взвешивать и обдумывать — и смеяться. В какой-то момент он достал свою нынешнюю записную книгу, которую носил с собой в качестве портативной студии, в которой делал наброски и писал всякий раз, когда позволяло время. Внимательные лица зрителей свидетельствовали о том, что он словом и образом общался с новым поколением читателей Памука.
Эрдаг Гёкнар
Комментариев пока нет — ваш может стать первым
Поделитесь мнением с другими читателями!