Зачем читать Джона Мильтона?

За обзорный курс «Британская литература» на втором курсе колледжа я полностью заслужил тройку с плюсом. Никаких обвинений в адрес профессора с моей стороны, никакого уклонения от ответственности за пропущенные занятия и никакого оправдания тому факту, что на тестах с множественным выбором я перепутал Бельфебу с Глорианой из «Королевы фей»   Эдмунда Спенсера . Во время весеннего семестра 2004 года «Юэнглин» волновал меня больше, чем  Джеффри Чосер или поэт Гавейна , поэтому я вполне заслужил ту посредственную оценку, которую получил.

Однако именно в этом классе я открыл для себя его: сурового, строгого, слепого пуританского барда Джона Мильтона . Последние два десятилетия я читал и перечитывал Мильтона, писал о Мильтоне, учил Мильтона, думал о Мильтоне. Я не знаю, насколько я приблизился к пониманию его величайшего творения, ведь волшебная поэма 1667 года «Потерянный рай»  — это отдельный космос, как и «Божественная комедия»   Данте или «Моби Дик»   Мелвилла , но я знаю, что без неё моя жизнь была бы куда скуднее.

«О первом преслушанье, о плоде / Запретном, пагубном, что смерть принёс / И все невзгоды наши в этот мир», — пропевает поэт в «Потерянном рае», и слышится это до сих пор уже на протяжении почти трех с половиной веков. Даже будучи сухим и неторопливым (а он такой), Мильтон разворачивает фразу и высекает из неё потрясающий драматический эффект для своей эпической истории о восстании Сатаны против Бога на небесах и последующем падении человечества и всего творения. Мильтон не был ни моим идеальным автором, ни я его идеальным читателем: я был кичливым второкурсником, без ума от Moleskine и надтреснутых корешков книг  Чарльза Буковски и Чака Паланика , а отнюдь не  Джона Донна и Джорджа Герберта . Тем не менее, с тех пор как я наткнулся на Мильтона в глубинах Нортоновской антологии британской литературы, библейские страницы которой я рассеянно перелистывал во время занятий, меня не покидала тяга к нему, к этому человеку из эпохи, столь чуждой моей собственной, чья вера так чужда мне. С момента первого знакомства с Мильтоном я ощущаю, что мои отношения с поэтом в какой-то степени напоминают ту старую историю из Бытия, где Иаков борется с ангелом и выходит из схватки с уже новым именем, только я продолжаю читать «Потерянный рай» в надежде узнать, что это может быть за имя.

По иронии судьбы, я получил степень доктора философии по современной британской литературе. Конечно, я не стал особенно заметным или уважаемым исследователем Мильтона, но компенсирую этот недостаток восторгом и любовью. Что привлекает меня в Мильтоне, так это язык: великолепные, лабиринтоподобные, змеевидные предложения, разворачивающиеся на десятках строк. Дерзость, с которой он обещает «вещи, еще не испытанные в прозе и рифме», а затем почти выполняет обещание. Избитые афоризмы, склоняющие к ереси, например, когда Сатана заявляет, что «лучше царствовать в аду, чем служить в раю». Затем — сюжет, эпопея, которая начинается in media res, очень кинематографически, с того, что треть восставших против Бога ангелов попадает в преисподнюю, где они начинают строить свой собственный адский парламент и замышляют месть авторитарному божеству, искушая новых созданий, получивших власть над Эдемом.

И, наконец, сам Мильтон, неудавшийся революционер, едва избежавший казни, который сочинял по ночам белые стихи «Потерянного рая» в уме, чтобы утром его дочери записали их; противоречивая и часто неприятная фигура, которая, тем не менее, вместила в себя практически все знания позднего Ренессанса, а его «Потерянный рай» — многоголосный триумф, где-то между верой и сомнением, ортодоксией и богохульством, раем и адом. Её я описываю в своей новой книге «Небеса, ад и потерянный рай» (намёк, намёк), — эпопею, с которой ничто не может сравниться, даже сам Мильтон. Ни одна другая книга не охватывала буквально всё, — от физики Коперника до лапландских ведьм, от открытий Нового Света до природы Троицы. Автор, или рассказчик, или кто бы то ни было еще, так или иначе, является персонажем этой книги. И читатель тоже.

Мне известно, Мильтон, хотя и прочно вошел в своеобразный платоновский канон, исчезает из культурного багажа большинства, хотя, пожалуй, в английской литературе значительнее только Шекспир. Мильтон, в башмаках с пряжками и в черном плаще, предстает как самый старый мертвый и белый из всех старых мертвых и белых авторов. От него легко отвернуться, хотя он был, возможно, гораздо более радикальным революционером и бунтарём, чем предполагают те, кому не довелось с ним познакомиться (в конце концов, он написал множество памфлетов с призывом отрубить королю голову, и это желание вскоре сбылось). Есть причины оплакивать упадок Мильтона, в то же время это вполне объяснимо, хотя мне бы хотелось, чтобы больше людей знали его. Наша жизнь обрывается неожиданно, отпущенный срок ограничен, и посвятить себя «Потерянному раю» в мире, где так много других насущных проблем, так много других произведений, которые нужно прочитать, настоящая вселенная из искусства, заслуживающего внимания, — скорее признак эксцентричности, чем необходимость, а чтение Мильтона сродни архаичному хобби вроде мыловарения или вырезания по дереву. Но, несомненно, в этих увлечениях есть свои неповторимые удовольствия, свои размышления и созерцания, свои радости, свои красоты. Чтобы стать полноценным человеком, не обязательно читать следующий отрывок из «Потерянного рая», но я уверен, что, прочитав его, вы найдете в нем определённую красоту:

Дыханье утра сладко, и восход,
И пенье ранних птиц; приятно солнце,
Дарящее чарующей земле
Свои лучи — траве, плодам, цветку
В росе; и плодородная земля
Дождями пахнет, сладко дуновенье
Вечерней доброты, и ночь нежна — С молчаньем птиц, сияющей луной
И крупным ярким жемчугом небес;
Но ни дыханье сладостное утра
Под пение пернатых, ни восход
Над радостной землёй, ни плод с цветком
В росе, ни от дождей благоуханье,
Ни добрый вечер, ни ночная нежность
С молчаньем птиц, ни при луне прогулки,
Ни звёзды мне не сладки без тебя.

Чтение Мильтона, безусловно, поможет вам ориентироваться в каноне, проследить влияние его творчества на писателей от Мелвилла до Тони Моррисон , лучше понять конфликты семнадцатого века, хотя все это малополезно, если вы и не хотите в этом разбираться. Чтение «Потерянного рая» не должно сделать вас лучшим братом или сестрой, супругом, родителем или гражданином; оно не сделает вас лучшим человеком. Есть общество очень скучных, напудренных профессоров-консерваторов, которые предъявят вам, что если вы не читаете таких поэтов, как Мильтон, то вы невежда и шут гороховый, но я вам скажу, что это предсказуемая ерунда. К тому же, это ещё и неуважительно, когда подобные идолопоклонники канона сводят таких авторов, как Мильтон, Чосер или Шекспир, к пустякам, к простой демонстрации культурного багажа, разменивая мудрость на фальшивую эрудицию.

Эмили Дикинсон , одна из великих американских наследниц мильтоновско-пророческой традиции, сформулировала единственную причину, почему нужно читать то или иное произведение, в письме 1870 года: «Когда я читаю книгу и все мое тело холодеет, так что никакой огонь не может согреть меня, я знаю — это поэзия. Когда я физически ощущаю, как будто бы у меня сняли верхушку черепа, я знаю — это поэзия. Только так я могу определить поэзию». Зачем вам читать Мильтона? Не потому, что какой-то парень в твидовом пиджаке в подкасте советует вам читать его, не потому, что я говорю вам прочитать его. Вам стоит прочитать Джона Мильтона, потому что он снесет вам голову. Он был пророком, который смог провозгласить: «Дух живет сам в себе; он может внутри себя из Неба сделать Ад, и Ад превратить в Небо». Засим Мильтон не нуждается в дополнительном оправдании, ибо достаточно «Потерянного рая».

Эд Саймон (Ed Simon)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ