Больше историй

1 января 2024 г. 16:25

92

Слушал Евгения Семёновича...

Читать? Но многое из этого я слушал, причем не в рамках учебного плана, адобровольно. В 80-е было принято (или даже «модно») ходить на Линькова –длинная и неуютная, позорно покрашенная аудитория, забивалась полностью. Правда,занимать места за час до лекции, как у Канта, условия не позволяли. Бытоваядикость и необустроенность совка, хотя бы соседнее с аудиторией помещение,доступное только половине слушателей, хорошо оттеняли господствующую идеологию.Да-а, философия-идеология та была еще ...

В линьковских лекциях многих привлекала не немецкая классика (в которойбольшинству все равно не дано разобраться), а «критика марксизма-ленинизма», тоесть господствующей догмы. Марлены считались великими мыслителями, а шпилькилектора в адрес их мудрологии находили понимание слушателей. Самого ЕвгенияСеменовича на факультете идейные-партейные гнобили, публикаций у него (послемонографии о Шеллинге и какой-то методички практически не было, так что всеслушалось, конспектировалось, а потом перепечатывалось на машинке, как до какой-тореволюции... В общем был он Человеком, выделяясь на фоне наивных ребятишек, болтунов,карьеристов, подлецов, доносчиков, подпевал, нечистоплотных и неумныхидеологических кадров «желтого дома» на Менделева.

Несмотря на ограничения, терпеть доцента Линькова приходилось; однажды онбыл уволен, но потом восстановлен. Популярность у студентов была залогом егоособого положения. До начала 1990-х он держался гордо, а потом ушел сфакультета, сославшись на низкую зарплату. Злые языки говорили, что «уехал вдеревню растить огурцы». По-видимому, сказалась как общая разруха, так ипадение индивидуальной популярности. После разгула «гласности» замечаниямипротив марксов-ленинов было уже никого не удивить; несколько лет бушевалаинформационная буря, разрушившая множество запретов и принесшая много новогознания. Среди тех же «любомудров» стало модно заниматься «русской религиознойфилософией», то есть вместо целлулоидной «диалектики» грызть резиновую кость«всеединства» и пр. Интерес к ЕСЛ падал и в надписях на партах его именовали«Шао-лильковым» (Шаолинь – еще одно поветрие того времени, наряду ссоловьевщиной-бердяевщиной).

По-человечески он был довольносимпатичным дядечкой, некоторые видели в нем черты Володи Высоцкого (еще одногополуподпольного кумира позднего совка, более известного, конечно). Хотя и недостатки, конечно, у него были. Так,например, этот преподаватель мог позволить себе курить прямо в аудитории вовремя студенческой конференции. Что этобыло – знак доверия или же упомянутая советская бытовая дикость – каждый могрешать по-своему.

То же самое можно сказать и про другое решение – читать Линькова или нетдля лучшего понимания немецкой классической философии и философии как таковой.У Линькова была группа преданных поклонников (что само по себе вещь редкая изамечательная!), которые к нему на лекции постоянно ходили, собирали их ираспространяли. Даже по этому изданию виден результат их энтузиазма. Ихстараниями были сохранены не только лекции Е.С.Линькова, но и записанонесколько подробных интервью с ним, которые желающие могут найти в сети. Да ипосле смерти философа, память о нем сохраняется.

Читать или не читать? Посмотреть можно, но увлекаться не стоит. На мойсубъективный взгляд, считать, что именно Линьков правильно понял и интерпретировалнемецкую и прочую философию нельзя. Это просто смешно. Хотя вполне можно объяснитьлиньковское самомнение и поклонение ему, исходя из условий совковойугнетенности мысли, отсутствия или скудости альтернативных источников,навязывания всем дурной идеологии и т.д. Его лекции тогда действительно давали пищу дляума. Но была и какая-то невыносимая тотальность – истина одна единственная и еювладеет доцент ЛГУ Линьков. Воспитанные в рамках единственно верного учения,умы «философят» легко попадали в эту ловушку. (Да что там Е.Линьков – развеА.Солженицын не тотален-тоталитарен – а ведь в борьбе против «теории научногосоциализма и его практического воплощения он сделал гораздо больше!).

Предлоставим же каждому думать самому, не грозя, что есл инее согласен сСемёнычем», то ничего в философии не поймешь. Диньков плохо относился кальтернативным позициям, например, однажды назвал Карла Поппера «попкой». Кточитал книгу «Открытое общество и его враги», поймет, чем это было вызвано. Норазве Поппер был не прав? Думайте сами, решайте сами.

Субективно я не люблю немецкую философию. Гёте как-то высказался в томдухе, что немцы все стремятся сделать бесконечно сложным – и он был правотносительно немецких философов. Раздражают, прежде всего, заумные и усложненныетексты Гегеля и Хайдеггера, или какого-нибудь Шелера. А что на выходе? Еслиантичные мудрецы рассматривали занятия философией, как обучение правильнойжизни, то Гегель дофилософствовался до восхваления прусской бюрократии, аХайдеггер вообще до национал-социалистических симпатий (Шелер умер довольнорано). Ну, и где здесь «любовь к мудрости»? Это расхожие «наивные» упреки, вответ на которые можно нагородить массу заумных объяснений (подобно попам,оправдывающим библейские нелепости), но проблема-то остается.

Говорить о седержании опубликованных лекция и их предмете не будем. Этобесконечный разговор. Тот же Гегель бездонен и темен, как омут. Однако опятьже, исходя из личного духовного опыта, нам представляется, что Гегеля лучшеобъясняет не Линьков, а А.Кожев, обратившись к «Феноменологии духа» (особенноинтересно про «диалектику господина и раба»). Очень сложен Кант, ирусскоязычные авторы так и не смогли мне его объяснить, а только повторяли прокатегорический императив, априори и пр. Повторять и мы можем, но вот понять... Нанаш взгляд, с этим может помочь тот же Поппер, а в философию Канта лучшевходить через «Введение» Роджера Скрутона. Хотя, можно, наверно, и другимпутем, не настаиваем. Шеллинг меня лично никогда не интересовал. На Фихте стоитобратить внимание, учитывая опасность его социально-политических идей. Но –надо, читая, думать самостоятельно!

Опыт линьковских размышлений некоторым может в этом помочь. Этоизощренные упражнения для тренировки ума. Но вот что смущает, если вспомнитьлиньковские интервью. Когда он спускается с вершин абстракции на грешную землю, то говорит или банальности, иливесьма спорные и сомнительные вещи. Ну, и помогли тебе твоигегели-канты-шеллинги! Зачем ломатьголову над их скучными томами, если потом изрекаешь расхожие банальности илиделаешь ошибки? Или польза все-таки есть?

Думайте сами...