Мимолётное видение (о любви и мистике)

У меня и любимой моей, есть странные наклонности в сексуальном плане.
Я бы даже сказал — Джекилл-хайдовые.
Иногда, по ночам… наша повышенная сексуальность словно бы покидает границы тел, превращаясь в нечто немыслимо странное, пугающее.
Ночь. Светит окно на 23 этаже. Рядом, тихо мерцают звёзды: окно среди звёзд, как луна, населённая странной и таинственной жизнью.
Раздаётся стон женщины и из окна вылетает что-то огромное, тёмное.

У меня есть странное пристрастие: я фотографирую лицо своей любимой во время… оргазма.
Оно такое необычное и милое, экзистенциальное даже.
Так и кажется, что она вот-вот в кого-то превратится, во что-то неведомое, пугающе-нежное.
В такие моменты, с телефоном в правой подрагивающей правой руке, я сам себе кажусь Орфеем с факелом, спустившимся в нежный ад чувственности.
Меня это заводит, словно я занимаюсь сексом с чем-то неведомым, с тайными желаниями и снами женщины, которые лишь изредка, робкой тенью касаются её лица, души, улыбки: словно тень ласточки в голубой бездонности вечернего окна.
Такая улыбка искушает, подобно русалке. За ней хочется пойти на край света… в бездну.
Но и сама женщина порой боится этого чувства в себе.
Женщина в наслаждении и оргазме — гегельянец. Она творит мир своих чувств из самой себя. Она их не видит и не понимает толком, но в какой-то миг, родившись из жарко просиявшей пустоты, на этом чувстве словно бы держится не только почти прозрачное в своей истомлённости, тело, но и сам мир, доверчиво послушный ей в этот миг, словно и шелест листвы за окном, и свет далёких звёзд, и губы любимого… всё, всё для неё, всё ласковыми дарами ложится к её постели, к её ногам и груди: она словно одним жарким биение сердца творит эти звёзды и шелест листвы, и даже… губы любимого и его самого.
Я ласково называю свою любимую — Гегель чистой красоты…

Любимая не любит смотреть на такие свои фотографии. А я люблю их раскладывать как пасьянс. Гадать на них и думать о тайнах вселенной, бессмертия души…
Вот на этом фото, любимая словно норовит превратится в вечернюю сирень после дождя: слёзки на ресницах и лицо так трогательно дрожит… губы так ранимо поджаты, блестят внутренним и ровным жаром тайны.
А вот на этом фото, на кухонном столе, она похожа на какого-то нежного зверька. На рысёнка? Куницу?
А на этом снимке… в сумерках ночных, на крыше, что-то неведомое из тёмных глубин океана или даже космоса.
Мне порой кажется, я в сексе пытаюсь установить контакт с далёкой звездой Вега.
В сексе… я сплю с голубыми китами, дождём, лисёнком из сказки Экзюпери…
А кто тогда я сам?

Ярче всего оргазм у меня, почему-то, с сиренью.
Мне даже кажется, я сам тогда превращаюсь во что-то невыносимо нежное, странное, в какую-то таинственную птицу, пронзительно поющей из лиловой дрожи сирени на ветру, так что кажется, поёт сама сирень, как в раю…
Я пробовал сделать фото себя во время такого оргазма с сиренью.
Словно на спиритическом сеансе вызывали душу Есенина… но «явилось» что-то другое, бесконечно-ранимое, бесприютное и робко просит о помощи, и, в следующий миг — тёплое сияние счастья разливается на лице, улыбка тепла на лице и света, словно душу грешную, после её вековых скитаний, наконец-то впустили в рай… погреться, и крылья смуглые просияли на груди.
Хотя, это всего-лишь согнутые коленочки моей любимой.
Мы просто любим эту позу: она лежит на спине, а её ножки тепло касаются моей груди.
Мне нравится ощущать… как моё сердце жарко бьётся под ногами любимой.

Крылья растут у меня из груди, когда я занимаюсь сексом с любимой.
У нас одни крылья на двоих. А если посмотреть вниз, то… между «крыльев» словно бы жарко бьётся обнажённое сердце. Сирень сердца.
Я люблю трогать и гладить сердце любимой когда мы занимаемся сексом.
Это удивительно, но иногда лицо любимой во время оргазма похоже на… пилота истребителя, самолёт которого вышел в сирень стратосферы и невесомо замер, падая крыльями, назад, в затихшую, словно бы зажмурившуюся синеву.
Моя любимая словно бы испытывает критические перегрузки нежности в 6-7 G. Да, именно G…
Это странно звучит. Но я словно бы ревновал к тому тихому чуду, которое незримо цвело в душе моей возлюбленной, я чувствовал, что её тело, словно луна, лишь мимолётно отражало этот неведомый свет, яркую судорогу света.
Помню, как я в детстве заблудился в вечернем лесу и вышел к реке.
В тёмной воде отражался лунный свет и звёзды. Я захотел дотронуться до этого чуда, загрести его в ладошку и поднести к губам. Разводные круги сердцебиений пошли от моего касания по воде, касаясь звёзд и луны.. я тогда испытал настоящий катарсис. Неужели также нельзя сделать с женщиной?

Однажды летом я заболел.
В окне меня искушала сирень, каким-то лиловым прибоем льнувшая к моему окну. Мы тогда жили на 3 этаже.
Было в задумчивом шелесте сирени, как бы блаженно прикрывшей глаза лиловизны на ветру, что-то от чуда моей любимой во время оргазма.
Я не смог сдержаться.
Нарвал веточек сирени, словно нежный язычник, прося у неё прощения и даже целуя её, с заботливостью Пана.
Ехал в лифте с соседкой. Она улыбнулась, увидя охапку сирени на груди, словно сердце вышло из берегов и покинуло грудь.
Мы же не знаем, как ведёт себя влюблённое сердце в невесомости, вне груди. Может оно именно такого размера.
Оно стремится обнять целый мир.
Женщина спросила с улыбкой: хотите сделать подарок любимой? Чем-то провинились?
Я улыбнулся и промолчал…
Не мог же я сказать правду? Женщина в синем платье улыбнулась и дотронулась до моего обнажённого и зацветшего сердца.
На миг показалось, что оно слегка увеличилось в размере…
Вытащив веточку из груди, я подарил её женщине.

Пришёл домой и с улыбкой Ромео, ласково бросил сирень на постель.
Разделся до гола. Лёг в зацветшую сиренью постель с элегантностью Фавна.
Надел на лицо маску для ингаляции. Посмотрелся в зеркальце и невидимо улыбнулся под маской: похож на пилота истребителя…
Взял фото возлюбленной после йоги: в зелёной футболочке, с какой-то чеширской улыбкой пота возле левой подмышечки.
Взгляд такой размаянный, нежный, почти блаженный. Не знаю, чем они там на йоге занимаются.

Идеальное свидание... идиота: раскрытая постель, вся в сирени, обнажённый мужчина в маске для ингаляции и фотографией любимой в левой руке.
Правой рукой я стал мастурбировать.
С энтузиазмом шагаловского героя, пролетающего над крышами утреннего, сонного городка, лёжа на спине, в примятой синеве воздуха.
Ощущения были потрясающие по своей новизне.
Я словно был близок к тому цветению чуда, что было у любимой…
Кровать нежно поскрипывала.
Благоухание сирени было столь истомлённым и ярким, что если бы его перевели в голос, как стих с иностранного языка, то можно было бы сказать, что сирень нежно стонала, и даже переходила в блаженные вскрики, как у ласточки.

Не комната, а рай: обнажённый мужчина, сирень цветёт, ласточки летают…с перегрузками нежности.
И вот, неожиданно, как это часто бывает в раю… входит моя любимая.
Замирает у постели и говорит с улыбкой: Саша… я даже не знаю что сказать.
Это что-то новенькое в нашей сексуальной жизни. Ты почему… меня не дождался?

- Я решил устроить с тобой.. спиритуалистическое свидание.
Знаешь, я почти разгадал твою тайну. Тайну женского оргазма.
Симпатия…

- Что? Какая симпатия?

- Да всё, симпатия. И ты симпатичная и сирень и ласточки за окном и…

- И соседка. Видела её сейчас странно улыбающуюся, как белоснежка во сне.
Она мне сказала, что ты подарил её веточку сирени и что мне с тобой повезло..

- В средние века, в Испании, было таинственное слово — симпатия.
Это была мистическая и любовная воля вещей друг к другу.
Может мы бессознательно и пишем стихи любимым, нежно бросая у их милы ног, звёзды, закаты… потому и дарим цветы, бессознательно чувствуя, что всё это часть нашей любви, разводные круги нашей любви — в мире.
Просто наша душа в любви нежно расширилась в мир, и стала стихами, сиренью, звёздочкой вон в том окне…
В этом плане любовь предвосхищает разлуку души и тела после смерти, и этим любовь пугает, но есть одно но: для любви нет смерти.

В одну из таких ночей, сидя на крыше и листая на телефоне фотографии лиц во время оргазма, любимая неожиданно предложила мне одно пикантное приключение: заказать проститутку.
Ей было интересно посмотреть на её лицо во время оргазма: так души смотрят с высоты, на брошенное ими тело…
Но не только в этом было дело. Нас влекла тайна души человеческой.
Измены тут не было. Напротив. Мы очень ответственно подошли к выбору девушки. Словно выбирали в кафе на берегу ада, какое-то удивительное блюдо. Душу. Мы словно… вспоминали что-то пронзительно важное, вечное.
Когда к нам приехала девушка, симпатичная, рыжеволосая, она удивилась и странно улыбнулась, увидя меня и любимую.
Она спросила: вы будете вдвоём? Или жена ваша просто будет смотреть? Это две разные цены.

Мы переглянулись улыбками с любимой.

- Нет, всё иначе. Возможно, у вас такого ещё даже не было.
Так сказать, экзистенциальность…

- Это какое-то особое извращение? Знакомое слово…
Кажется, у меня уже было однажды это. Не хочу вспоминать…

- Не переживайте, — промолвила любимая, приобняв за плечи растерявшуюся женщину, — Всё будет хорошо. Хотите чаю?

- Вы не извращенцы?

- Как вам сказать… вроде нет. Никогда ведь точно не знаешь этого. Это как талант.
Кафка писал гениальные вещи, но стыдился  их и оставил завещание своему другу, чтобы он сжёг рукописи.

- И что же, их сожгли?  — поинтересовалась женщина с искренним любопытством.

- Нет. Друг издал все его вещи. В некоторой мере, это и было извращением: обнажённое и измученное сердце друга, раздать всем людям земли, чтобы они делали с ним всё, что захочется.
Есть в этом какая-то мрачная тайна… бессмертной души.

- Интересные вы люди. С чудинкой.
Мне раздеваться? Куда пройти?

Это было очень трогательно.
Девушка разделась до чёрного нижнего белья (так в аду раздеваются — до теней) и села на край постели в позе Лорелеи Гейне: русалки на высокой скале в ночи.
Нервничая, женщина улыбалась и поглаживала озябшие плечи, тоже, словно бы робко улыбающиеся.
Странное ощущение, инфернальное.
Мы могли сделать с женщиной всё, что угодно, и она это понимала, но доверяла нам, доверчиво смотря в глаза и в душу.
Это вообще странная и удивительная особенность падших женщин. Они так безумно близко контактируют с плотью, что плоть стала некой тавтологией, чепухой и туманом, которую они часто и не различают и потому словно кошки в темноте, видят сквозь тело — душу. А часто и просто — спят с душами, словно грустные юродивые.

Была в этом её взгляде какая-то последняя надежда. Вера в человека. В таинственного Кафку, даже, о котором она до этого не слышала.
Это пленяло. Мне и любимой… принадлежала целая душа женщины.
И мы могли делать с ней всё что угодно.
Было странное чувство… что мы подобрали на улице бесприютного и озябшего ангела, и привели его домой.
Напоили чаем, обогрели и… ангел попал в нежный ад.

Женщина не знала, что мы с ней будем делать.
Я её успокоил, что сексом с ней заниматься не будем, но… нам нужно сфотографировать её лицо во время оргазма, а для этого она должна заняться любовью… с собой. При нас. Любовью со своей душой.
Для чистоты эксперимента, мы ей всё объяснили: она должна думать во время «процесса», о чём-то нежном, о каком-нибудь счастливом событии в своей жизни, быть может, из детства, что-то связанное с природой.
Женщина улыбнулась и сказала, что мы всё же извращенцы, и добавила, что это можно сделать, но нужно доплатить и фотографии никому не показывать.

Она легла в постель, разметав пожар своих рыжих волос по подушке.
Возле неё легла моя любимая. В одежде. Словно.. ангел у неё за плечом.
Женщина робко начала мастурбировать. Так робко водят рукой по блюдечку на спиритическом сеансе, трепетно ожидая таинственной дрожи ответа.
Любимая поглаживала рукой её голову, словно успокаивая её бесприютное и озябшее счастье.
Я сидел на стуле перед постелью, положив ногу на ногу и читал женщине свои стихи и Есенина.
Смотрел то на грустную улыбку любимой, то на женщину, её близко раздвинутые ноги, похожие на согнутые белые крылья.

Я улыбнулся, прервав свой стих, стих улыбнулся вместе со мной: рука женщины словно что-то самозабвенно выстукивала Азбукой Морзе, переговариваясь быть может со звездой в окне.
Оргазм приближался. Согнутые крылья колен, дышали и вздрагивали, норовя распрямиться как-то неземно и блаженно.
Любимая лежала рядом с женщиной и ещё более нежно гладила её по голове, рыжим волосам, целуя её в чудесный белый лоб.
Со стороны это чем-то напоминало.. роды.
Рука в промежности, словно мучилась в странном и нежном припадке, не успевая записывать таинственный сигнал с далёкой звезды. А может это просто мучилась бледная тень в аду, моя о прощении…

Я встал со стула. Коленкой облокотился на постель и навёл фотоаппарат на лицо женщины.
Казалось.. она рожала ангела.
Да, казалось, ещё чуть-чуть, и чудесный свет просияет у неё между ног. Цветение белоснежных исполинских крыльев, жарко ударит мне в грудь, а одно крыло полыхнёт в окно, разбив его в ночи (осколки невесомо повиснут в воздухе, как листва).
Из окна, словно зацветшая сакура зимой, просияет нечто небесное…
Я не знаю о чём именно думала женщина, что она вспоминала, но её душа, тело, память, в каком-то пророчестве о рае, стали блаженно-одним.
Женщина впервые осталась наедине с собой, с душой своей.
Её никто не насиловал, не обращался с ней как с куском мяса.
И от этого перепада нравственной температуры секса, души, что-то в ней расслабилось до блаженство первых сумерек в раю.
Её душа, словно ребёнок, забыла обо всём и ушла в себя, в забытое счастье детства.

В её  движениях руки в промежности, было что-то лунатическое.
Рука блаженно то замедлялась, то вздрагивала, как обнажённое сердце, или лунатик на карнизе, что-то вспоминая.
Дыхание стало прерывистым, оступающимся, словно долгие, бездонные в своей мгновенности просветы синевы в осенней листве.
Когда я увидел её лицо… боже.
Любимая лежавшая рядом, тоже это заметила, с изумлением посмотрев на меня: лицо женщины излучало тихое сияние.
Грудь женщины приподнялась, спина выгнулась… казалось, она сейчас приподнимется над постелью.
Сама она этого не замечала. Глаза её были полузакрыты. Она душой была не с нами…
Это не фигура речи: фигура света. Её лицо действительно излучало таинственный, слегка сиреневый свет.

Это было что-то невероятное. В спальне стало теплее и ярче.
Сами вещи, книги на полочке, сизые шторки, недопитый чай на столике, словно улыбнулись в вечном уюте этого света.
Лицо у женщины было столь блаженно… губы нежно-раскрыты, глаза — прикрыты и брови слегка приподняты… словно девочка, юродивая, потерялась в ночном лесу и что-то в нём просияло и она удивилась навек этому чуду, и это тихое счастье навсегда запечатлелось на её кротком лице.
В природе я видел нечто похожее.
Зимой, на вечерней заре, обнажённые карие ветви дерева, верхушка дерева, освещена каким-то невесомым, неземным алым светом, а всё дерево внизу, остаётся в сумерках зимы и вечера.
Словно дерево приподнялось на цыпочках существования, закрыв глаза счастья, и просияло изнутри чем-то таинственным: оно почти оторвалось от земли, но всё — трепет света на зимнем ветру. Цветение света. Сакура света…

Ночь. Я и любимая сидим на полу и перебираем фотографии: неземные, странные лица любимой и этой женщины во время оргазма.
Было в этом что-то Тютчевское: они сидели на полу, и груду писем разбирали..
Кто была эта удивительная женщина? Может, ангел?
Уже позже, мы пробовали узнать что-то о ней. Безрезультатно.
Женщина пропала. Более того, номер телефона, по которому мы её вызвали, был недействителен. Такого номера не существовало.
После всего этого, что-то изменилось в наших отношениях.
Те тёмные желания, сумерки сексуальности, которые тайно мучают каждого человека, как-то блаженно просияли.
И даже наши вечные ссоры с любимой, ушли в тень.
Наша любовь стала похожа на рассветный сад в Эдеме: первая бескрайняя заря, четвёртого дня творения…
Человека ещё блаженно нет. В лиственности тьмы, мерцают звёзды и яркие силуэты таинственных существ...