5 Винтик в механизме или осознанное зло?

Пару лет назад мы с Карбонидом задумали начать свой небольшой книжный проект, считай — книжный клуб для двоих. Не славы ради, а чтобы совместно разбирать некоторые сложные тексты, интересные нам, обсуждать их и всё такое прочее. Определённая схожесть во взглядах и некоторые расхождения во взглядах этому делу только способствовали, порождая толстые и живые дискуссии. Переписки по много страниц с выяснением ху из ху. Он часто шутит на тему, что нашу переписку скоро можно будет опубликовать в несколько десятков томов — и тут он не далёк от истины. Сперва мы принялись за разные философские тексты. Читали, обсуждали, писали рецензии, находили по ходу жизни некоторую долю их правды. Художественной литературой мы были уже пресытившимися, хотелось чего-то действительно сложного, фундаментального, более общего и в чистом виде (пьяницы ищут чистого спирта!). Есть книги, которые ни за что не возьмёшь в руки, если нету какого-либо сильного побуждающего мотива. В компании всё веселее, всё проще.

Ханна — наша старая приятельница. Действительно, очень интересная женщина. Даже я, тот ещё мизогин, который не признаёт женщин с ручкой, с почтением преклонил колено и снял шляпу перед её необычайной силой слова. Второе, что про неё можно и нужно сказать: Арендт — еврейка. Поэтому вопрос еврейства и холокоста для неё актуален. Почему мне, не еврею, человеку, который родился через полвека после тех событий в совсем другом конце света, почему другим не евреям эта тема тоже должна быть интересна? Почему мы должны передать это другим поколениям, нашим детям, внукам, правнукам, почему мы не должны превращать девятое мая в жалкое полосатое пьянство и допускать профанацию этого события на телеэкранах, интернете, жизни? В чём суть (этот вопрос, который я задаю себе и другим часто по всем возможным поводам, но почти никогда не получаю ответа, тем более ответа хоть сколько бы точного… мне кажется, что это будет величайшим разочарованием моей жизни, никто мне так и не скажет и сам я так и не узнаю)? Мне кажется, что тут дело не в самом (ударение на «о») ужасном событии холокоста и войны.

Дальше...

Банальность зла. Тут речь не о холокосте как таковом (то есть тут речь идёт именно о деятельности Эйхмана, который занимался «решением еврейского вопроса»), тут речь о том как и почему такое возможно? Почему люди допустили это? Почему сами евреи допустили это? Почему человечество дружно не утопилось в водах океана после того, как они допустили это? Как мы с этим живём? Какие уроки можно из этого извлечь? А что, если в следующий раз на месте евреев окажется другая группа: русские, эстонцы, американцы, чёрные, жёлтые, сексуальные меньшинства или большинства, любители читать книги, собаководы, марафонцы, демократы, тяжелоатлеты, мужчины, женщины, фанаты того или иного стиля музыка или искусства, сторонники теорий Гегля, приверженцы фирмы Nike или противники Apple? Геноцид не имеет ограничений и критерий. Предметом геноцида может стать что угодно и тут становится вопрос: почему люди вокруг внезапно ополчаются против той или иной группы?

В «Истоках Тоталитаризма» Арендт достаточно толсто рассматривает вопрос антисемитизма. Её доводам тяжело возражать, но с такой же безупречной аргументацией при желании можно выстроить путь к ненависти для любого другого предмета. Сейчас время, когда правит медиа. Я ненавижу медиа. Это стало чем-то, что создало идеальные условия для пропаганды любой идеи. Людей настраивают «за» или «против» постоянным повторением. Сначала эти фразы кажутся глупыми, потом на них не обращаешь внимания, но они настолько часто мелькают там и везде, что ты их принимаешь и даже отрицая их, ты принимаешь участие в их распространении и утверждении. И ты начинаешь верить, что Диана Шурыгина несчастная жертва (почему я вообще знаю это имя?), что российская сборная сидит на допинге (а кто не сидит?), что биткойны наше будущее (у нас нет будущего с ними или без), что… да что угодно, что нам скажут миллион раз. Я тут недавно услышал, что «ты так много не бегай, тут по телевизору передача была, что бег очень здоровью вредит». Невозможно игнорировать факт… при желании можно отравиться морковкой и лопнуть от минералки. Даже крепостная стена падёт, если достаточно долго кидать в неё спичками. Тут нужен запас спичек, много времени и небольшой батальон идиотов — вот он принцип медиа.

Аренд рассказывает историю, факты. Когда их читаешь, то просто недоумеваешь. Я не задавался вопросом как и почему, тут я просто окончательно принял точку зрения Льва Толстого на историю: человек не властен над ходом событий. Миллионы миллионов мелких обстоятельства создают условия для свершения события. Тут не Гитлер, тут не Сталин — они были лишь персонажами, выражавшими событие, они были лишь пешками хода истории. Тут не народ Германии, народ Израиля — они были полем события, на котором великий ход истории разыгрывал свои ходы. В мире, в нашей жизни, во вселенной происходит движение, которое никак не объяснить нам самим, потому что мы слишком жалкие, слабые и никто из нас не способен удержать в голове столько много переменных. Нашей жизни никогда не хватит, чтобы понять даже элементарных принципов истории. И до тех пор, пока это так, в нашем мире будет творится всё то, что в нём творится: войны, убийства, интриги, несправедливость. Так будет всегда.

Фигура Эйхмана выставляется Арендт в немного нелепом, комичном, нелепом свете. Она выводит его немного карикатурным персонажем. Он исполнительный, прилежный, педант, у него отсутствует творческое мышление и падок на клише и готовые фреймы. Он отчасти не совсем понимал, что он делал (мнение Арендт). Его искренни возмущали убийства и геноцид, но он был одним из главных движущих механизмов этого процесса. Аренд задаёт целый ряд вопросов, на которые нет ответа: шло ли это в разрез с его совестью? понимал ли он, что делал? знал ли он о реальных масштабах события? Отчасти на эти вопросы нельзя было ответить из-за странной такой упоротости самого Эйхмана, который, кажется, несмотря на десятки психиатрических освидетельствований, не был вполне адекватным. Впрочем, тут вопрос двусторонний: был ли он таким до того, как всё это началось или эти события повредили его психику, что он стал таким?

Арендт отчасти принимается за рассмотрение дела с немного необычного угла. Сам я приходил к этой мысли, но озвучивать её я особо никогда не решался. Стоматология у нас дорогая. Так вот. Я думаю, что каждый здравомыслящий человек так или иначе приходил к этой мысли. Эйхман был военным, который должен исполнять приказы свыше, ибо даже те, кто в армии не служил, знают, что приказы не обсуждаются, а исполняются. Ему приказывали — он делал, и он был прав в этой ситуации. В контексте своей страны он был законопослушным гражданином и делал то, что от него требовала страна, её лидер, партия, необходимость того момента — он просто делал свою работу, да. Если бы он этого не делал — его бы расстреляли, он был бы предателем родины и всё такое. И он делал. С другой стороны — сам туда полез, но именно тут и есть тот вопрос о том, насколько же он осознавал то, что делал и масштабы всего этого? Если бы Германия не сдала позиций, то Эйхман был бы на лаврах до конца жизни. Арендт поднимает тему места человека в огромном механизме государства. Любой плохо функционирующий винтик будет заменён — так что, получается, что геноцид был неизбежен? Если бы не Эйхман, то был бы другой? Иногда не остаётся ничего делать кроме того, что делают все. У Эйхмана не было выбора? Он мог пустить себе пулю в лоб, мог делать то, что ему говорили (это лишь вопрос совести, да?). Сойти в могилу с чистыми руками или, возможно, не сойти в неё немного дольше, но с кровавыми (какая разница, если ты всё равно там окажешься)? Вопрос совести, морали, этики, религии, веры — чего угодно, кто во что верит. Если человек находится внутри этих понятий, если же нет, то — холокост? На эту тему сложно рассуждать, особенно, когда не особо с этим связан. Думаю, большинство ответят, что они пустили бы лучше себе целую обойму в лоб, чем занялись бы таким, но как показывает жизнь, практика и теория две очень разные вещи. Я не военный, но моя работа требует определённой исполнительности перед законом и за долгие годы практики случалось не раз, что мне приходилось вставать перед выбором: действовать законно или действовать по человечески (очень странное понятие на самом деле)? Мораль и профессиональный долг — беспощадное расхождение теории и практики. Мне никого не приходилось убивать, но в силу «профессионального долга» приходилось расходиться в своих действиях с общеморальными принципами. Закон и мораль немного разные языки. Странный выбор. До тех пор, пока не станешь перед ним, никогда не знаешь, как поведёшь себя на самом деле.

Поведение Эйхмана и его отношение к предмету были достаточно противоречивыми. Я так и не смог понять, впрочем, как мне показалась и сама Арендь это не очень уяснила, как же Эйхман сам ко всему этому относился и как оценивал. В его биографии были противоречивые моменты, когда он чуть ли не с улыбкой и экзальтацией отправлял эшелоны в печи, с другой же стороны, как он пытался спасти евреев. У него была какая-то своя логика, своё понимание процесса и своё не понимание полной картины происходившего. Увы, в голову к человеку не залезешь, так что остаётся довольствоваться его словами, которые не всегда оказывались точными и расходились с некоторыми документами. Вообще, мне Эйхман иногда напоминал деревенского жителя, который ухаживает за скотом, говорит с ним, иногда ласкает и даже как будто сочувствует его доле и видит чуть ли не членом семьи, но потом без всяких угрызений совести режет ему горло и варит суп, кушая который, он вспоминает «ах, какая хорошая коровка была» и с умилением рассказывает, как она с руки брала сахар.

До чтения Арнедт я очень смутно и в общих чертах представлял всё это («решение еврейского вопроса», концлагеря, депортации), но после чтения Арендт я не сказал бы, что стал гуру. Чем больше читаешь, тем больше непонимания. Она излагает очень много сухих документальных фактов, что, как и где было. Большинство из них забываешь уже через страницу и только остаются общие впечатления.

Слова «холокост» и даже «шоа» я знал давно. В школе проходили про вторую мировую, в массовой культуре часто касается рассказ тех времён. Короче, сложно найти человека, который не знает, что во время Третьего Рейха евреев притесняли. Освенцим. Бухенвальд. Дахау. Однако, даже при таких знаниях истинная картина масштаба до меня как-то раньше никогда не доходила. То, как это было организовано, то в каких масштабах убивались люди определённой принадлежности, как их преследовали и ограничивали до того, как начали убивать, а главное — то с какой спокойной совестью и с каким ощущением нормальности делали это, делавшие это люди. Это просто фантастика! Дойти до таких бесчеловечных поступков, потихоньку, мелкими шажками, отбрасывая то одну мелочь, то другую, то третью, далее, далее, далее, ещё и в итоге мы приходим к убийству миллионов, которое кажется вполне себе не то что даже «нормальным», но необходимым, естественным. И всё это было ещё до того, как появился интернет и толковый вариант масс-медиа. Вот где она настоящая сила пропаганды и работа соответствующих идеологических отделов! Честно говоря, если отбросить саму суть происходящего, то с чисто технической точки зрения работу всех этих людей можно назвать идеальной… если бы всё в мире (за исключением подобных кошмаров) делалось с той же тщательностью и таким же основательным подходом, то мы бы жили в идеальном мире. Жаль только то, что у людей руки доходят до состояния «идеальная работа» только в преступлениях. Воровать, убивать, калечить, обманывать — да, это пожалуйста; с таким же рвением строить, улучшать, исследовать, помогать — ну не чего-то, не очень охота. Alas.

Я считаю, что в школу нужно обязательно добавить эту книгу. И нужен особый учитель. Большой, страшный, с проникновенным голосом, который про всё это будет рассказывать и показывать картинки без цензуры. И говорить будет без цензуры. Я считаю, что детей нужно доводить до слёз такими рассказами, чтобы они боялись и помнили (а не помнили и гордились), иначе пройдёт двести лет, поколения сменятся, «решение еврейского вопроса» забудется и… да чего уж там двести лет? Чего у нас нынче актуально… исламский вопрос? Ну вот и готово, на подходе. Добавим туда через время слово «решение», а потом, ещё лет через двадцать «окончательное». И будет нам новый массовый геноцид, в котором все будут уверены на все сто. Потом пройдёт несколько десятков лет и будет похоронено несколько десятков миллионов тел и все снова будут ужасаться этим событиям. А потом мы «решим» ещё какой-нибудь вопрос. И ещё. И ещё. И ещё, пока люди населяют планету эту.

На правах постскриптума. По мере безделья и возможности приставал к окружающим меня людям, к молодым и к старым, к умным и не очень: даты Второй мировой? назовите мне пару имён из нацистской руководящей верхушки? имя Геббельс знакомо? а Эйхман? а что такое Дахау? Освенцим? Бухенвальд? что такое «окончательное решение еврейского вопроса»? Ну, вы поняли, что большинство не ответило.