0 Образцовый исторический роман

Мда, Сталинская премия - это вам не Нобелевская, за пошлые любовные рассказики, за тенденциозную журналистику да за стишки поэтов-песенников ее не давали.

Роман Костылева - многоплановая реконструкция эпохи. Проделана оглушительно большая работа, и проделана честно. Всему нашлось место, и царскому замыслу, и холопьей тоске. Здесь тебе и вектор истории, и любовные мотивы, и широкий социальный срез, и авантюрные линии, и политическая драма, и семейная трагедия, и частушка, и эпос, всего полно, и все это уложено в общую композицию рукой мастера, который если и выпустил какие ниточки, то разве только парочку, и те пустяковые.

Язык Костылева, по заветам Пушкина и Чехова, скупо выразителен. Никаких глядящих желтыми глазами яиц у него нет, но, не нанизывая чванливые метафоры, он умеет тремя строками воссоздать зримую картину происходящего, пейзаж ли то, патетическая сцена или душевное состояние героя.
Подобная же скромность отличает Костылева и в авторских высказываниях - он лишь незримо присутствует в своем тексте; все, что он хочет сказать, выражается через мысли, чувства и речи персонажей. Если, к примеру, сравнивать "Ивана Грозного" с "Войной и миром", очевиден контраст: незаметно Костылев идет за толпой своих героев, тогда как Толстой всегда владыкой шествует впереди. Впрочем, с другим Толстым сходство налицо - "Иван Грозный" родственен "Петру Первому" в своем творческом методе.

Множество открытий фактических ожидает читателя. Для меня таким стал, например, образ датского корсара Керстена Роде, пришедшего на службу русскому царю. А уж сколько государственных преобразований осуществил Иван Васильевич! Те, кто только про опричнину слышали, были бы ошеломлены.

В "Краткой литературной энциклопедии" пишут, что де "образ Грозного идеализирован, он изображен царем, все дела к-рого подчинены интересам народа... Чрезвычайную жестокость и крайнюю неуравновешенность царя автор оправдывает внешними обстоятельствами" - так это чепуха и неправда. Да, для Костылева Грозный - государственник, а не временщик, царствует он, радея о России, и дела его, не все, конечно, а относящиеся к делам правления, действительно были подчинены интересам России, что в переложении на современный политический язык равносильно интересам народа. И тому, что прав Костылев, таким образом оценивая исторический вклад Ивана Грозного, а не Лунин, автор энциклопедической заметки, свидетелем сама нынешняя Россия, - она, приросшая Сибирью, нерушимым памятником стоит царю.
И вовсе Костылев не оправдывает своего героя. Как раз любой способен бы заметить, как старается он быть объективным. И когда является перед нами постаревший Иоанн в третьем томе, разве не вызывает он ужас - словно тот портрет Дориана Грея, на котором проступили все грехи и преступления хозяина? Вот он, закосневший во власти, старый сладострастник, трусящий своей возрастающей немощи, жалкий в своих надеждах. Но подлинно великий, когда надо принимать тяжелое решение, опытный, понимающий мастер политики. Ну, псих, не без этого, но разве поминать рядом с Грозным французских Людовика Одиннадцатого, Карла Девятого, английских Генриха Восьмого и Марию, любовно прозванную в народе за подвиги Кровавой, испанских Фердинанда, Изабеллу, герцога Альбу, папу Григория Двенадцатого, - разве указывать на них означает "оправдывать внешними обстоятельствами"?
Образ Ивана Четвертого предложен читателю во всей возможной сложности и, что особенно важно, в развитии: мы можем сами решать, казнить его своим судом или миловать, но, право же, любое решение будет выглядеть поверхностным, учитывая многогранность и масштаб изображенной личности, и останется только смиренно отступить, предоставляя грешного властелина милосердию Божьему.