4

Кожевников может отчасти примирить с Гегелем, комментируя и объясняя егочеловеским языком. А.Кожев – это разумный и современный интеллектуал, в отличиеот других «гегельянцев» – какого-нибудь Ильенкова, Ильина или, прости господи,«Ильина» (ульянова). Кожевская интрепретация гегелевской «Феноменологии» весьмаостроумна; к тому же объяснение диалектики Господина (поставившего на кон своюжизнь) и Раба (испугавшегося смерти), многое объясняет. Правда, эти отношенияникак не «снимаются» в Истории, а воспроизводятся в каждом новом поколении.Познание Духа, через развертывание в истории (про стоиков, скептиков и религиюбыло особенно интересно) = ну, что ж, довольно интересно. Но мысль о «конце истории» - это какая-то чушь.Никак она не заканчивается: ни после победы Наполеона под Йеной (у немца), нипосле краха социализма в Восточной Европе (у японского американца») – этоглупость, а отсылка переводчика к разговору Кришны с Арджуной – вообще, голимаямифология.

Стоит ли над всем этим (тоесть, «философией») ломать голову? Конкретноисторически для Гегеля есть достоверное оправдание: если бы его «вода» была нестоль темна, то его могли бы быстренько взять за гузку – и за критику религии(некие «тюбингенские теологи»), и завосхваление Наполеона (не патриотично). А так – пойди пойми. Но ведь мы живемне в позапрошлом веке, и такой способ мышления/изложения выглядит уже совершеннонедопустимым, сродни какой-нибудь «схоластике». Выводы из гегельянстваабсурдны, а попытка претворить схему кровава и глупа (речь не только оревтерроре марксистов, но и о попытке мучить этой «философией» хомосоветикусов). Единственная польза, это когда, как офицеру из анекдота «нравитсясам процесс», то есть, на примере гегельянщины в приемлемом русско-французскомизложении, можно потренироваться, делая мыслительные упражнения, а потомподумать, почему в итоге при сопоставлении с практикой, у всех этихгегелей-хайдеггеров-ильиных-фукуям-гуссерлей-ильенковых и пр. выходила всякая ....