5 А ведь и впрямь был не такой как все...

Мое детское увлечение «трагическим» было, наверное, предчувствием грядущего несчастья: мне предстояла жизнь одинокого изгнанника.

Давно хотела прочесть эту книгу, пожалуй, даже слишком давно, и в итоге взялась за неё не совсем в подходящее время. Нет, впечатлений мне это не испортило, но нервы слегка потрепало. Почему-то думая отвлечься и зная, что история эта довольно во многом автобиографична и посвящена в основном проблеме самоидентификации главного героя в половом плане, я совсем забыла на какие годы пришлась молодость Мисимы. И в итоге получила сомнительным бонусом фон второй мировой с бомбёжками Токио, мобилизацией мужского населения и утратой у людей веры в возможное светлое будущее. Это реально лишь фон и буквально ещё меньше года назад меня бы так не резануло и не дёргало на некоторых фразах, как сейчас, но что ж поделать, книжный эскапизм в этот раз не удался.

Главный герой романа, который не зря назван "Исповедью маски" начинает своё повествование с момента своего рождения, который он на удивление всех запомнил, а может это лишь чересчур живая с самого раннего детства фантазия автора сыграла с ним подобную шутку, заставив поверить в то, чего не было. Она и дальше не раз послужила ему недобрую службу, заставляя жить в иллюзорном мире и закрывать глаза на правду. Впечатлительный болезненный мальчик, вынужденный провести годы детства в компании обожающей его, но страдающей нервными расстройствами бабушки, он далеко не сразу осознал, что пробудившиеся у него во время полового созревания желания отличаются от большинства желаний его сверстников.

Любовь, страсть, влюблённость, сексуальное влечение у человека, одарённого от природы можно сказать излишней чувствительностью, распались на какие-то несвязанные друг с другом компоненты. Убеждённый в том, что всей душою он влюблён в сестру своего друга, он не видит никаких противоречий с тем, что ночами он занимается самоудовлетворением, представляя себе солдат, рыцарей, рабочих, в общем, кого угодно, но только своего пола. Вот любопытно всё же, как у человека в голове срабатывает, получается что платонической любовью он таки мог любить и женщин, видя в них и внутреннюю духовную красоту, и внешнюю привлекательность, но при этом дальше восторженного любования дело зайти не могло именно что на физиологическом уровне...

Автор в попытках то ли разобраться в себе, то ли эксгибиционистски выворачивая душу и мысли перед всем светом написал потрясающую книгу, это одинокий крик в шуме большого города, это отчаяние подростка, который действительно не такой как все, хотя ему и очень хочется обратного, это исповедь молодого человека, рискнувшего быть максимально искренним, вне зависимости от того, какой эффект это произведёт. И причём написан роман столь прекрасным лиричным языком, что получаешь от него огромное удовольствие, даже когда автор пишет о казалось бы таких неэстетичных вещах, как волосатые подмышки.

Мисима когда-то был одним из первых в моей жизни японских писателей и даже спустя столько лет я понимаю, чем он меня тогда так зацепил. Причём он интересен мне и как автор, и, что происходит со мной горааааздо реже, и как личность. Серьёзный вклад в литературу, прижизненное признание, столь разные, но одинаково прекрасные, произведения, вышедшие из под его пера привлекают меня наравне с его биографией, ведь за свою недолгую жизнь, окончившуюся столь печально и при этом постановочно трагически, он успел поразительно много. Так что возвращаться к автору планирую ещё не раз, и не только с книгами.

Меня могут упрекнуть, что мой рассказ слишком изобилует отвлеченными рассуждениями и беден описаниями. Отвечу на это, что вовсе и не собирался рисовать внешнюю канву своей жизни, ибо она ничем не отличалась от бытия любого другого подростка. Если исключить некий участок души, хранивший в себе мою постыдную тайну, я ничем не отличался от своих нормальных сверстников – как внешне, так и внутренне. Представьте себе самого обычного гимназиста, причем отличника: в меру любознателен; в меру честолюбив; немного замкнут, но это следствие склонности к размышлениям; легко краснеет, как всякий юноша, недостаточно красивый, чтобы пользоваться успехом у девушек; запоем читает книги. Остается добавить, что этот гимназист все время думает о женщинах, что грудь его пылает огнем, что он постоянно изводит себя бесплодными терзаниями. Что может быть проще и прозаичнее подобного описания? Так не сетуйте, если я опускаю все эти скучные, шаблонные подробности. Нет ничего бесцветнее и тоскливее этого периода в жизни среднего, нормального юноши – а именно такую роль я играл, поклявшись хранить верность неведомому постановщику своего спектакля.