5 Не в силах выразить словами

В Японии сезон дождей наступил вначале июня и уже успел кончиться, а вот у нас небеса решили выплакать накопившиеся за последний год эмоции только к середине июля. Причем, с самых первых «слезных» чисел они решили подступить к делу с невиданным ранее энтузиазмом – закатили такие истерики, мама не горюй! В оконных стеклах, в потоках дождевой воды, в глазах каждого полуночника, решившего вместо сна насладиться световым шоу, отражается флуоресцентное сияние цвета полярных льдов. Остается только гадать, распространяется ли оно какой-нибудь космической медузой со щупальцами длиной в несколько световых лет, или боги, какой раз по счету, пытаются воздать людям за их грехи, оставляя бледные синяки? Когда природа вступает в свои права, сложно отталкиваться только от научных объяснений и доводов рассудка. Часто ей удается творить вещи, не подвластные разуму. Например, недавно она устроила бурю из давно растаявшего снега, включила немного снежной ярости: водные кристаллики обрушивались с порывами ветра без предупреждений, заставляли почувствовать тебя смотрителем моряка во время встречи очередного шторма. Да-да, ассоциаций с морем она не пожалела... неровности на асфальте создавали для потоков дождя мини-пороги, похожие на жабры серебряной рыбки, холодные вихри из острых игл не уставали бороться с человеком, подталкивая его в спину, забрызгивая ему лицо, заставляя сжаться его существо в еле видимую точку, скрутиться где-нибудь в уголке. Уличные фонари, словно те же одинокие маяки, придают стихии немного реальности, закаляют и успокаивают разум не хуже ледяной воды по утрам. Медовые шарики, апельсиновые леденцы, они отражаются в лужах необычным способом: колыхания водной глади создают впечатление, будто, окрашенные в оранжевый цвет, иголки ежика устремляются в середину. Сколько же за сезон дождей получаешь эмоций! И страх напуганного зверька, и любопытство пятилетнего ребенка, и игру фантазии, только и ждавшей подходящего момента, поля для деятельности. Для некоторых грозы и проливные дожди не что иное, как недобрый знак свыше, а для самой природы и даже персонажей рассматриваемой книги, Такао и Юкино, небесная влага дарует обновление, как физическое, так и душевное. То, что начинается мокрыми веснушками на дорогах и пухлыми тучами, заканчивается дыханием свежей зелени с капельками росы, прятками солнечных лучей среди колышущихся ветвей деревьев. Окружающему миру подобно нам необходимо изредка приводить свои мысли в порядок, стряхивать с плеч лишний груз... походы по магазинам, поездка за город или генеральная уборка ей не подходят. Лучший выбор – затяжной душ дней так на пятнадцать. Ну, а теперь, когда нужная атмосфера более или менее настроена, можно насладиться историей «Сада изящных слов» о шансе на вторую жизнь, возрождение  внутреннего огня, которое пришло к двум, казалось бы, совершенно разным людям в привычный для японцев сезон дождей.

"Как мир получился таким сложным? Эта мысль пьянит его и сбивает с толку. Миллиарды капель, триллионы кругов на воде - все сплетается в цельное кружево, и, куда ни посмотри, нет ни одной прорехи. Каким мастерством нужно обладать, чтобы достичь подобного совершенства?"

Первые главы романа протекали для
меня как-то вяло. То есть, к произведению не было особого желания возвращаться,
вместо интригующей завязки пока что в воздухе витала неопределенность, еще и
автор пугал, казалось бы, совсем ненужными второстепенными персонажами. Со
временем мне удалось по достоинству оценить данный авторский прием –
рассмотрение ситуации под разным углом, но изначально он как бы сбивал меня с
толку, словно отводил все дальше и дальше от понимания центральной проблемы. Да
и вместилище самой соли книги не спешило с первых страниц раскрываться
нараспашку. Все происходило в духе замедленной съемки, и меня это не сильно
затягивало на первых порах. Мне кажется, огромную роль, как в романе, так и в
мультфильме, играет эстетическое наслаждение от зарисовок природы, от того,
насколько художественно сплетаются судьбы людей с ее замыслами. Ради этой
составляющей книги я и устремилась туда спонтанно и без всяких ранее задуманных
планов. В итоге я была похожа на того человека, который мечтал о походе в
Третьяковскую галерею, в мечтах уже постоял у каждой из картин и прослушал про
нее лекцию, а, когда очутился на месте, вдруг понял, что реальность не
совпадает с, выстроенным в голове, сценарием по силе восприятия. Произведения
прославленных художников России, как и было предсказано, вызывали внутренний
трепет, ощущение чего-то великого и грандиозного перед собой. Только одного
поклонения перед историей и временем оказалось недостаточно: из галереи
захотелось уйти, раскланявшись, уже после прослушивания двух лекций и посещения
такого же количества залов. «Сад изящных слов» не становится хуже по причине
своей постепенной раскрываемости, наоборот – здесь чувствуется особенность японской
литературы, ее склонность к медитации, прислушиванию к каждому шороху, какой-то
недоверчивости, недоговоренности. В этом и заключается ее уникальность и
неповторимость. Очень здорово постигать нрав японского искусства в деле,
главное – не опустить руки на первых главах, вспомнить, к какой стране
принадлежит автор книги, Макото Синкай, соединить в голове логические цепочки и
ждать, когда вступят в силу уже прописанные факторы. Стоит отдельно отметить
чудесный авторский слог, так как Макото Синкай, в первую очередь, режиссер и
аниматор, а не писатель. Для него это двойное достижение – переиначить сюжет
мультфильма в другую форму искусства, облачить образы в слова, продукты
компьютерной графики в манящие описания и не удариться лицом в грязь
отсутствием хотя бы малой доли мастерства. Описание его, не побоюсь
перестараться в формулировке, подвига стоит поместить в учебнике под
высказыванием «Талантливый человек талантлив во всем».

Первое детище для деятеля искусства всегда будет стоять на воображаемом пьедестале, касается это всего творчества в целом или отдельной «серии» произведений с одной историей в генетическом коде, если говорить о «Саде изящных слов». Вряд ли написание последующих романов из книжной серии будет настолько же волнующим, как и нелегкое появление на свет самой первой части. Связанные с ней переживания, бессонные ночи со светом от настольной лампы, случайными свидетелями великого таинства – мушками и мотыльками, и оскверненными белыми чашками из-под кофе, никогда не пропадут в тени от второй, третьей или четвертой работы автора, никогда не перестанут быть для родителя чем-то более личным и сокровенным. Дальше вырабатывается мастерство, некоторые детали, на которые раньше приходилось тратить порядочную долю душевной энергии с добавками кофеина, теперь появляются из воздуха по желанию, техничность и отточка умений не всегда, но частенько приводит к вырождению таланта: сюжеты перестают удивлять первозданностью, начинают походить на братьев-близнецов друг друга, в произведениях уже не находишь того азарта, искры, тяги к экспериментам, которые десять лет назад так могли манить человека. Первый ребенок может и не становится любимым (любить детей, все-таки, стараются одинаково, но в творческой среде правила меняются), зато особенным быть не перестает... А развела я эту тираду ради того, чтобы, не отходя далеко от стартовой позиции, а лучше – раздаточного стола, поделиться впечатлением от просмотра мультфильма, младшей сестренки рассматриваемой книги. Судя по восторженным отзывам, особенным чертам каждого японского мультфильма, и вообще, такому же неугасимому интересу, как и к роману, это поистине лакомый кусочек. Если бы проводилась конференция по истории «Сада изящных слов» какая-нибудь бойкая девчонка с книгой под рукой, усиленно расчистив себе путь, оставив после себя пару слетевших очков и тройку опрокинутых дамочек, точно бы кинула вопрос: «С чего стоит начинать знакомство, с мультфильма или книги?». Тема выбора точно будет открывать книжное заседание. Это также вероятно, как то, что подброшенный камень не улетит в космос к приемной семье астероидов, а шлепнется об землю. На самом деле, Макото Синкай своим примером открывает удивительное явление, поэтому я так налегла на важность начального звена в цепи произведений, как для автора, так и для читателя, разумеется. В случае с японским режиссером-писателем стоит проделать мертвую петлю: сначала посмотреть мультфильм, вторым пунктом – прочитать книгу, а далее – еще раз обратиться к тому, что послужило фундаментом для романа. Чем-то мне это напоминает действия мастера маникюра: обработать родной ноготь, укрепить его, выстроить форму из геля, заняться их дизайном, и под конец – закрепить все дело прозрачным лаком. Для подобных мозговыносящих манипуляций с мыслями «Как бы все отстроить качественно и на века... на месяца два, коли мы о ногтях» есть свои причины и куча подводных камней, свойственных только творческим продуктам японского производства...

""Вот, значит, - глядя вверх, думал Такао, - какой цвет у сумерек, когда в сезон дождей проясняется погода". Небо на западе отливало прозрачно-оранжевым, как тонко отрезанный ломоть лосося на просвет, а чем дальше от солнечного диска, тем ближе цвет подбирался к бордовому. Когда заря наконец погасла, небо медленно-медленно, незаметно для глаз, перекрасилось в темно-синий"

Я посмотрела мультфильм уже после прочтения книги и только потом переоценила свои действия, застыла над свершившимся с недоуменным выражением лица, приложила руку к щеке и покачала головой. Сказалось еще давно въевшееся в мозг негласное правило практически любого книголюба: экранизацию перемалывать только после знакомства с первоисточником, так как редко создатели фильмов уважительно относятся к начальной задумке. Зачем себе еще на пороге портить нервы, когда можно пройти в гостиную и неплохо провести время с писателем, познакомиться с его творением? Короче говоря, это правило, кажется, и молотом не вышибешь, и чесноком не отпугнешь... А ведь сейчас оно вышло боком... Прежде чем подойти к авторской истории стоило ощупать почву, разведать территорию. Когда уже все свершилось, и тягу к аккуратности в этом плане сливать уже было некуда, в голове родилась ассоциация, которая здорово проясняет ситуацию. Пример, конечно, не радужный, но эмоции имеют общие корни как минимум. Часто такое случается, особенно в разных фильмах (отличный пример – книга и ее экранизация «Мосты округа Мэдисон»), когда после смерти человека близкие родственники неожиданно для себя узнают что-то новое о его жизни, какие-то детали, ускользнувшие от них в потоке ежедневной рутины. Тогда личность умершего раскрывается как бы с другой стороны, а, может быть, она предстает перед тобой законченным шедевром, раскрытой книгой, которую после глубокого проникновения в ее суть любишь больше прежнего. Опуская медитативность происходящего на экране и один из ее ключей – прекрасные портреты природы, мультфильм на первый взгляд кажется скомканным и не до конца объясненным. Конечно, для зрителя всегда открыта дверь для более внимательного просмотра, собирания в корзину мелочей, разбросанных практически в каждом кадре, но все равно... нельзя быть на сто процентов уверенной в том, что вся глубина развернувшейся трагедии будет постигнута им. Тогда на истеричные крики прибегает роман от того же Макото Синкая, прототип сундучка с потертыми письмами, хранителями секретов, послужившие для тех, кто посмотрел, ушедший в условное небытие, мультфильм, отдушиной, недостающими фрагментами мозаики. При прочтении глаза расширяются так, как Вселенная из еле видимой точки в кромешной тьме раскинулась до необъятных размеров, и в наши дни продолжает поглощать пространство. Мультфильм – это скорее внешняя оболочка истории, та ее часть, которая занимает наши мысли после расставания с ней. А книга отвлекается на психологическую подоплеку истории, автор, пользуясь более высоким вниманием человека именно к книге, рукописному слову, восполняет в нашем сознании пробелы от просмотра первоисточника. К слову, поведение во многих случаях было дотошно объяснено в романе, что будто раскаленным утюгом сгладило некоторое недоумение от чересчур ярких вспышек эмоциональности у персонажей из мультфильма. Конечную сцену с героями я смотрела с глупой улыбкой на лице, будто отца с матерью застала за непристойностью... потому что вулкан, по выводам зрителя, не специализирующегося на изжоге у гор, даже не дымил. С чего ему вздумалось извергаться? Этот момент больше напомнил «растиражированную» по многим фильмам сцену, в которой одна девушка начинает рев, и остальные ее подхватывают. Причем, так смачно... бррррр... Мне кажется, или во всех японских кинокартинах присутствует смущение из-за недостатка сухих подробностей? Глупость момента подогревают воодушевляющая музыка и раздирающая русская озвучка от любительниц романтичных мелодрам. Все складывается как нельзя хуже в плане восприятия японского экранного творчества. Вот и на подводный камень наткнулись со свойственной ему спецификой! Вывод таков: мультфильм идеально подходит для постижения тайн японской души. Красота, одиночество, оголенные чувства, тонкое напряжение и... много недосказанности. Важные сцены в качестве перепадов сюжета воспринимаются несерьезно, с улыбкой на лице. И встают вопросы: «А надо ли пропускать книгу без очереди? Возможно, стоит взять ее за призму, через которую будет приятнее пропустить через себя детище режиссера, дабы успеть полюбить его, проникнуться им?».

"Цикады закатили грандиозный концерт
По приезду в Токио девятью годами ранее многое в городе удивило Юкино, и среди прочего - стрекот цикад. Конечно же, они водились и в Эхиме, но там их стрекотание казалось лишь частью богатой палитры звуков природы. Наравне с щебетанием птиц, свистом ветра, плеском реки и морских волн. Но здесь несколько тысяч цикад, словно сговорившись, верещали так громко, что закладывало уши. В этом шуме тонули все прочие звуки. Даже если бы трясогузки запели снова, их бы никто не услышал"

Мне пришлось бы взять литературный грех на душу в купе с личностным укором, если бы забыла упомянуть то буйство красок, которое берет зрителя в сладкий плен, не давая хоть малейшего шанса на побег в виде нерасторопного охранника или расшатавшейся в каком-то месте решетки. Да и у самой не возникает желания раздирать себе глотку нелепыми выкриками по типу «SOS! Help me! Help me!» и таким образом чуть ли не пародировать известную картину Мунка, скорее – хочется скорчить довольную мину и выпучить глаза при виде такого разнообразия оттенков. Попахивает Стокгольмским синдромом, но... кто бы устоял? Макото Синкай и его команда словно выпотрошили тысячи колбочек с акварельными красками, чтобы дать воде в виде прохладного дождика или стремительного потока закружить их в медленном танце. Так язычки пламени исполняют чечетку, так желтые листья в последний час своего существования извиваются подобно восточной красавице с гибкостью и стремительностью змеи. Краскам свойственны свои танцы, более классические, не такие импульсивные и жаркие, зато, очень нежные. Вот где кроется изящество! Ранее я назвала изображения природы в мультфильме именно портретами, когда стоило обойтись пейзажами, и не зря. Лично для меня изумруды парковых кленов, аквамарины со слабой зеленью в глубине на дне прудов или капли дождя, точь-в-точь, следы от когтей игривого котенка, стоят на одном уровне, а, может быть, и чуть выше основной линии сюжета и главных героев с их "проблемным" багажом . Здесь природа правит парадом! «Сад изящных слов» - это не только торжество цвета, а также триумф звука, редко уловимой нами музыки окружающего мира. Картинка еще не успела появиться, а я уже превращаюсь в четырехлетнего ребенка, как только начинают включаться в игру звуки падающих капель, топот башмаков спешащих по делам людей, пение птиц, цикад... даже мягкое трение карандаша о бумагу или скрежет мела о доску (и он осыпается, осыпается кокосовой стружкой...) воспринимаются как отдельная форма искусства. Также создатели мультфильма изрядно поломали голову над детализацией, им точно пришлось провести пару дней где-нибудь за городом на лужайке и половить, кто-то сачком для бабочек, кто-то объективом фотоаппарата, юркие моменты, дабы потом воспроизвести мимику природы во всем ее совершенстве. Солнечные блики на воде напоминают разлитое Аннушкой подсолнечное масло, дрожь поверхности водоема, отпечатанная на крыше беседки легким штрихом, легкий парок от капель дождя... это чистой воды поэзия, облаченная в одежды компьютерной графики, технологий наших дней.

На литературной ноте стоит вернуться непосредственно к роману «Сад изящных слов», который по воздействию на душу зрителя вряд ли сравнится с первоисточником, но тоже кое-чем выделяется. И, первым «кое-что»  станет уделение большего внимания японской поэзии, кроме той, что уже была задействована в мультфильме. Стихотворения, плавным мановением руки подводят черту под каждой главой, еще раз убеждая читателей в необычном мироощущении японцев. Они, как ловцы снов, видимо, с рождения привыкают к мелодии ветра, который слегка колеблет каждую пушинку, каждую ниточку перышка на нем, сети в виде разрезанных лотосов всю жизнь пытаются словить серебряные нити из поэзии, смысла существования человека, сложностей во взаимоотношениях людей, тонких граней этого мира и способов его постижения. Кроме уже приевшихся вздохов по поводу атмосферности, вдохновенности романа и мультфильма, хочется отметить описание автором обыденной повседневности всех японцев, в особенности школьников. Читатель может узнать много нового о структуре образования, деталях одежды, их чувстве стиля и вкуса, времяпровождении и проблемах подростков, и, самое весомое, на мой взгляд, наиболее приятное, - национальной еде. Честно говоря, после романа Макото Синкая мое мнение о японской еде нисколько не поменялось. Что-то пресное, невзрачное на вид, белое или полупрозрачное... А надо было звать на помощь Алису! В мультфильме же все показано не так печально: соединение брызжущего сока, сочных красок и звука нарезания хрустящих овощей приводит в восторг! С романом «Сад изящных слов» читатель еще и получает сертификат на изучение меню местных баров. Алкогольные напитки, безобидные коктейли с манящими названиями выстраиваются в ряд. Вот что значит гастрономическое безумие! Просветить себя можно на годы вперед... например, где еще встретишь коктейль «Соленый пес» из водки и грейпфрутового сока с соленой каймой по краю бокала? Меня, любителя деталей, эти подробности заставляют потирать ручки. Ладно... говорить о богатом наполнении, что мультфильма, что романа, можно сколько угодно, благо – времени навалом, но стоит уже твердо остановиться на самой книге и перекрутить через мясорубку проблемы ее персонажей.

"К концу июня в японском саду расцвели глицинии. В этот год они пропустили свое обычное время и опоздали на целый месяц, будто чего-то дожидаясь. Сквозь плотные струи дождя казалось, что цветы излучают яркий фиолетовый свет. Блестящие бусины воды то скапливаясь на лепестках, то безостановочно катились с них вниз, и от этой красоты захватывало дух. Словно у цветов глицинии была душа, и их безудержная радость выплескивалась наружу "

Для меня «Сад изящных слов» стал мягкой, розовой и пушистой версией «Чтеца» Бернхарда Шлинка, прочитанного мною в июле этого года. Такао и Юкари повторяют историю Ханны Шмиц и Михаэля Берга, только в более целомудренном ее воплощении: герои, кроме соприкосновений взглядами, душами или отдельными словами, никаким другим образом не связываются друг с другом, их духовная связь длиною в десятилетия (кто знает, сколько повремени продержится «дружба» главных героев японского романа) не берет начало из жаркого летнего романа, слегка попахивающего развращением малолетнего... или наоборот – необычным растлением взрослой женщины. Японская литература в данном случае всего-навсего не показывает другую свою сторону, она умеет быть грязной, привлекательно-развратной, только не в этот раз. Вроде как, для меня это первый роман, чей автор принадлежит стране бумажных журавликов и печенья с предсказаниями, не вогнавший меня хотя бы раз, единственный, тощий раз, в краску. Настолько девственного романа-японца я еще на своем веку не встречала. Возвращаясь к смыслу книги... «Сад изящных слов» и «Чтец» даже не отличаются по структуре проблемы, причине ее возникновения: перед нами предстают люди, у которых душа с физической оболочкой, а значит и с внешним миром, не находит нужного контакта. То есть, возникает внутренний дисбаланс, и, как следствие, отстраненность от окружающего мира, подавленность, ощущение, будто ты застыла в куске янтаря подобно доисторическому насекомому. Такао всего пятнадцать лет, хотя в разговоре с другими людьми или в своих действиях он проявляет себя как вполне сформированный мужчина. Давно определился с жизненными целями, четко движется к ним и не сдается (здесь уместна шутка, характеризующая многих людей, на пятнадцать - двадцать лет превосходящие его по возрасту: мне уже тридцать лет, а я еще не знаю, кем хочу быть, когда вырасту), возлагает на себя обязанности по дому, успевает приготовить фантастический ужин и выносить материнские пьяные бредни, пока доносит ее до постели. И все это, на минуточку, в пятнадцать лет! В таком возрасте некоторые все еще ворон считают, бессмысленно тратят драгоценное время! Когда Такао легче назвать интеллигентным, зрелым мужчиной-интровертом с особым взглядом на мир, Юкари же наоборот – взрослая женщина с виду, но легко ранимый ребенок внутри. После прочтения «Под стеклянным колпаком» понимаешь, что парень и вправду спас ее отпадения в бездну, ведь тут зародыши неминуемой депрессии налицо, если она и так не была в ее власти на тот момент. Пичканье себя легкодоступной едой, не требующей лишних усилий в приготовлении, под слоганом «Купи – и ешь», отсутствие желание навести в доме порядок, пропадание вкуса к жизни – это сами по себе страшные признаки, сигнализирующие о неразберихе в душе. В книге Макото Синкая главные герои встречаются в нужный момент и помогают друг другу вылезти из болотной трясины. Здесь, конечно, главная роль отводится любви, которая не должна при первом ее упоминании связываться с плотскими отношениями, искреннему, обоюдному чувству без лишней шелухи, так полюбившейся большинству авторов мелодрам с высоким возрастным цензом. «Сад изящных слов» прежде всего напоминает истинную природу любви: она и вправду не подчиняется возрасту, каким-либо условностям, и ее не следует стыдиться, скрывать от предмета воздыхания, а в точности да наоборот – стоит поделиться ею для обоюдного очищения, возвышения над прошлым «я», чувства окрыленности. Так же, как и дружеская любовь между двумя девчонками или родственные чувства между матерью и дочерью, отношения Такао и Юкари – это благословение неба, разбрызганное по земле в сезон дождей.

"Акидзуки и Юкари были чем-то похожи. Они не смешивались с окружением, как масло не смешивается с водой. Не в том смысле, что их поведение чем-то бросалось в глаза. У них были друзья, они умели смеяться, не нарушали написанных норм. Но ели приглядеться, понять можно. Наблюдая за несколькими сотнями школьников в год, ты учишься распознавать такой типаж. И у Юкари, и у Акидзуки где-то внутри существовало особое, тайное личное пространство, не предназначенное для чужаков. У одних там хранится нечто ценное, у других - никому не нужный хлам. Что у этих двоих - я не знал, и меня это не касалось. Но в любом случае они определенно отличались от своего окружения"

От мощного ствола отделяются веточки – мелкие представители проблематики романа. По адресу «Сада изящных слов» точно найдет загвоздку по вкусу юный читатель, так как он более чувствителен к изменениям вокруг себя, особенно во «взрывные» возрастные периоды. Первая больная мозоль – это, конечно, непонимание со стороны взрослых, когда тебе приходится в одиночку отстаивать собственные убеждения или выбор того или иного рода. Пример не заставляет себя ждать: Такао серьезно относится к обувному делу, прямо возгорается без всякой горючей смеси, только вот окружающие не спешат делать из него молодого гения и вешать на него лавры. Кроме принятия и гордости читатель видит лишь недоумение. В этом случае, поддержка его странного, до жути оригинального хобби со стороны Юкари становится поводом еще раз отметить важность поддержки со стороны близких людей, а также весомость выдержки, силы духа того человека, кто мысленно нуждается в понимании. Со стороны женщины тоже можно увидеть проблемы психологического характера: желание побыстрее затянуть проблемы, какая-то скрытность, будто она не от мира сего, а только-только поселилась на нашей планете и учится быть полноценной личностью. Только вот слабо у нее получается адаптироваться в новом мире. В двух словах выходит – есть, где развернуться в плане наболевшего у персонажей. Там и чистая психология, и неопределенность в любовных отношениях, и сложности в семье, когда она распадается и остается от нее только название, и подростковые проблемы... стоп, машина! А на тараканах в голове школьника-подростка остановлюсь подольше, нацелюсь на персонажа Секо Айдзавы. Говоря в целом о героях данного романа, стоит опять же отметить талант Макото Синкая, его неподдельное умение создавать хорошо прописанных действующих лиц с указанными, завуалированными причинами тех или иных поступков, подробностями из детства и так далее. Каждый второстепенный персонаж по итогу привлекает не меньше, чем главные герои. Упущу кислое впечатление от первых глав, полное моим непониманием такого разброса рассказчиками... Что было, то прошло. Например, чем меня зацепила Секо Айдзава? Ответ слегка ошарашивает. Здравой логикой, бойцовским характером и неординарным мнением, нелогичностью своих поступков, полнейшей пустотой в черепной коробке, дальнейшим пониманием этого факта с ее стороны и ухмылкой с моей стороны. Мне не удалось прикипеть к этому персонажу, вступить с ним в отношения симбиоза, но позабавиться я успела. И автору запредельный перегруз моего мозга от таких насыщенных эмоций тоже отдельный реверанс. А начиналось-то все прямо как по учебнику о внутреннем мире подростка, понимание от моего лица резко подменилось попытками ответить на крик о помощи. Желание сочувствовать девочке исчезло с той же внезапностью, что и появилось, ибо есть та грань невыносимости чьих-то поступков, порой отрезающая пути к спасению. Ее прогрессивные мысли об обществе молодежи меня отрезвляли не хуже ударов электрическим током. Парни лишь унижают и подминают под себя, дерзкая одежда с яркой косметикой кажутся чем-то вызывающим и диким. Но потом ее будто подменили, и дело даже не в смене имиджа или обретении парня... Хочешь слиться наконец-то с толпой – дерзай! Зачем вести себя так, будто ее мозги работают хуже мыслительного органа овцы в прожаренном состоянии? Кто-то думал - мы не сможем, а мы смогли! Не видеть перед собой мудака-абьюзера, у которого еще голубые сопли не высохли, - это, по-моему, верх ошибки молодости. И, боги, насколько же тяжело наблюдать последствия... Благо, ее мозг, рано или поздно, озаряется лучом света. Как сказал Евгений Евтушенко: «Людей неинтересных в мире нет...». Поэтому я так трепетно отношусь даже к непростым персонажам, которых иногда хочется мысленно вызвать на дуэль. А что... не сложившиеся дуэлянты вполне могут стать хорошими друзьями.

"Каждый из нас, - с отчаянием думала Юкино, - пока жив, несет в себе невидимый снаружи ад"

После прочтения романа «Сад изящных слов» прошел чуть ли не месяц, и по структуре отзыва четко видно, что приятное послевкусие из богатых описаний природы, и зрительных, реально нарисованных, и словесных, того полусонного состояния покоя, в котором я находилось все то время, усиленно перебивает какие-то детали самого сюжета, отдельные подробности. Для меня данная книга стала очередной попыткой человечества утвердиться в этом мире, нащупать участок твердой почвы под ногами. После нее начинаешь тщательнее прислушиваться к дождю, к его звукам, запахам, оттенкам...что там капли воды на асфальте, никуда не денешься без шума ветра или жужжания пчелы. Приятно чувствовать себя на одной волне с окружающим миром. Это очень вдохновляет. Ощущение по легкости сравнимо с паутинкой, колеблющейся на ветру: от разрушения отдаляет один порыв ветра или резкое движение. Трогательность от неуловимости момента зашкаливает. Самое главное – Макото Синкай научил меня находиться в гармонии с самой собой, окружающими людьми, и природой. Остальное не имеет значения. С автором данной книги я вряд ли продолжу знакомство. Все-таки, мне роднее Юкио Мисима, то, каким образом он смешивает красоту с пошлостью, заставляет идеальные вещи выворачиваться наизнанку, пока кости не начнут ломаться, пока внутренности не вывалятся комком грязи. Это еще одна сторона японской души, и она для меня пока что самая привлекательная при всех ее, на первый взгляд, мерзостях. Посиделки в беседке и разговоры по душам всегда приносят облегчение, внутренний покой, да только под крылышком японских «жестких» авторов делаешь больше открытий. Под руку с Юкио Мисимой, или, если судьба будет благосклонна, с Макото Синкаем, я так или иначе еще не единожды погружусь с головой в творчество японских авторов. Это также вероятно, как и то, что яблоки никогда не обманывают гравитацию.