4.5 Запрещенные образы

16 сентября 2021 года в Москве в стенах Третьяковской галереи открылась очень интересная выставка под названием "Отвергнутые шедевры. Вызов Павла Третьякова".
На этой выставке перед взором публики представлены 20 полотен, уже давно признанные шедеврами русской живописи. Главная суть экспозиции заключается в том, что эти 20 картин были запрещены к публичному показу во времена царской цензуры.
Для более ясного понимания дадим цитату из выставочного буклета:

"Впервые появившись на публике и оказавшись в орбите обсуждений профессионального сообщества, картины вызывали не только дискуссии и споры, но и неприятие, отторжение, даже травлю, вплоть до цензурных запретов к показу, снятия с выставок и изъятия из каталогов. Сегодня без них непредставима постоянная экспозиция одного из главных музеев страны.
На протяжении всей своей собирательской деятельности Третьяков приобретал вещи спорные, эпатировавшие зрителей, вызывавшие дискуссии в художественном мире. Он безбоязненно покупал работы, которые не находили одобрения среди людей, причастных к искусству, пользовавшихся авторитетом".

Вот те на! Разве цензура была и до появления на карте мира государства под названием СССР? - воскликнет современный читатель, под завязку напичканный художественными романами о "тоталитарном совке".
Конечно, была, да еще и какая. И главными нашими свидетелями будут эти 20 картин из Третьяковской галереи.
Например, работа Константина Флавицкого "Княжна Тараканова", на которой изображена известная в свое время авантюристка, выдававшая себя за дочь российской императрицы Елизаветы Петровны. Самозванка была похищена и вывезена из Европы по приказу Екатерины II и помещена в казематы Петропавловской крепости.

На картине Флавицкого все представлено так, как - будто самозванка погибает от потопа, но на самом деле она умерла от туберкулеза, а знаменитый потоп был через два года после ее смерти в 1777 году. К этой исторической недостоверности и привязались высокопоставленные "цензоры", хотя, конечно же, их бесил главный смысл картины. А он заключался в том, что художник изобразил на своем полотне жертву монархического деспотизма. Через эту картину мы видим, что по злой воле сильных мира сего в Петропавловской крепости может оказаться каждый из нас.
А вот обратный пример.

"Неизвестная" Ивана Крамского. Быть может, вы улыбнетесь, но если Флавицкого обвиняли в недостоверности и передергивании исторических фактов, то Крамскому наоборот предъявляли излишнюю достоверность
Казалось бы, ну что тут такого крамольного в изображении красивой девушки, прогуливающейся в экипаже?
Ан, нет. Оказывается, девушка богато одета, со слишком вызывающим взглядом, да еще и прогуливается одна в открытом экипаже - на лицо содержанка местного нувориша, или как бы сейчас сказали, "девушка, предоставляющая услуги эскорта".
Почему я рассказываю об этом в своей рецензии?
Есть люди, которые посещают такого рода культурные мероприятия для галочки. Но мы же совсем не такие. Ведь, правда?
Мы натуры любопытные и пытаемся изучать историю наших предков, в том числе и через визуальные образы, в виде художественных картин. И тут надо заметить, что не у всех из нас присутствует профессиональное художественное образование и естественно не все разбираются даже в шедеврах мировой живописи (например, я). Для того чтобы не стоять истуканом, бессмысленно пялящимся на картины известных художников или слушать неинтересную и выхолощенную аудиоэкскурсию, перед походом в музей мы нуждаемся в помощнике. А лучший помощник - это книга. И я уверен, что многие из вас согласятся с этой аксиомой.
Так вот, данная книга Анатолия Варшавского ясным и доступным для каждого из нас русским языком рассказывает о произведениях мировой живописи, многие из которых были запрещены царской цензурой, а теперь вы можете наблюдать эти полотна в Третьяковской галерее. Автор книги подмечает в полотнах нюансы, ускользающие от взгляда современного зрителя, передает дух времени написания картины и объясняет смысл, вложенные художником в то или иное произведение.
С вашего позволения я буду обильно цитировать текст Анатолия Варшавского, и быть может, вы, заинтересовавшись книгой, прочитаете ее целиком, благо она имеется в сети интернет в открытом доступе.
Итак, возьмем картину Василия Перова "Проповедь в селе".

"Посмотрите: старенький священник, одной рукой показывая на небо, другой вполне определенно указывает на помещика, сидящего в кресле. А сама проповедь — об этом свидетельствует надпись на стене — посвящена тому, что «несть бо власти, аще не от бога». И храпит под мерный рокот елейных слов, развалившись в специально для него припасенном кресле, толстый, плешивый помещик с округлым животиком — ему уж во всяком случае эта проповедь ни к чему. И охраняет его покой здоровенный лакей, который гонит прочь осмелившуюся приблизиться к барам бедно одетую старушку.

И увлечена разговором с местным щеголем молодая, с пустым и холодным лицом помещица. Чуть прикрывшись молитвенником, разодетая в шелка, беззаботная, с явным удовольствием внимает она комплиментам уездного дон-жуана.
А позади бар — крестьяне. Это их уговаривает нести смирнехонько свой крест батюшка, не сопротивляться помещикам, надеяться на лучшую долю в загробном мире.
Помещик и крестьяне. Русь, где, словно скотину, словно вещи, продают и покупают и «живые» и «мертвые» души, где салтычихи безнаказанно губят невинных, где под ярмом самодержавия, освященного церковью, влачат жалкое существование миллионы и миллионы крепостных.
Вот стоят двое из них прямо перед кафедрой, с которой батюшка привычно грозит всеми карами ослушникам, — изможденные, усталые, чуть ли не в рубищах.

Кроме этих двух крестьян (да и то равнодушно взирает на батюшку один, а другой почесывает за ухом — не раз за свою долгую жизнь испытал он, что такое барская власть, не единожды гуляла по его спине плетка помещика, и он отлично знает цену словам священника) да двоих ребятишек, никто больше и не слушает проповеди. И неудивительно: нет в ней для народа ничего нового или утешительного".

И еще одна картина Василия Перова под названием "Сельский крестный ход на пасхе", которая, кстати, входит в число двадцати полотен, представленных на выставке в Третьяковской галерее.

"Никто из русских художников не отваживался еще изображать духовенство, церковь, церковные праздники так, как это сделал Перов.
Она действительно была смела, эта картина.
…Еле бредет по грязи, под хмурым небом разухабистая компания с крестами и хоругвями. «Святой» праздничек, пасха, и пьяны все участники «святого» хода, пьяны до бесчувствия и те двое, что, пошатываясь, идут впереди, и мужик с крестом, заунывно тянущий какую-то песню, и нищий старичок, оборванный, растрепанный, грязный, что несет икону вверх тормашками. Онучи у него развязались, сам он вот-вот плюхнется в жидкую грязь, голова опущена — благолепие, да и только! Пьянехонька и дебелая молодица, обеими руками ухватившаяся за икону богоматери — все какая-то точка опоры. Подоткнув подол красного платья, с трудом ступает она, лицо ее припухло, с ноги спустился чулок. А в центре — сам отец благочинный.

В торжественном, но грязноватом, засаленном одеянии, придерживаясь одной рукой за столб крыльца, зажав в другой крест, пошатываясь, вот-вот упадет, спускается со ступеней духовный пастырь, пьяный до того самого положения, о котором издавна в народе говорится: напился до положения риз.
Рядом, на ступеньках, валяется дьячок. Выронил он молитвенник, растерял дары прихожан. Силится подняться, бедолага, а ноги не действуют, а руки — ровно не свои…
И отливает водой на крыльце своего захмелевшего мужа хозяйка. А под крыльцом, прямо в грязи, лежит мертвецки пьяный еще один из прихожан.
…Тянется вдоль русской крепостной деревни с ее убогими, крытыми соломой крышами, с ее кабаком и церковью вдоль немощеной, в лужах и грязи улицы крестный ход".

На очереди картина Николая Неврева "Воспитанница", рассказывающая нам о социальном бесправии большинства российских людей в 19 веке при правлении дома Романовых, в силу своего происхождения и бесконечной бедности, не имеющие даже права голоса.

"Воспитывалась у вдовушки-помещицы девушка-сирота. Полюбила она племянника своей «благодетельницы». А дальше и произошли те события, о которых с такой силой рассказал в «Воспитаннице» Неврев.
Замять скандал, сбыть с рук воспитанницу, отдав ее замуж, — вот чего хочет «благодетельница». Но не за виновника беды выдают девушку, не за того, кого она любит, а за молодого, но уже вполне зрелого карьериста, за ничтожество, все помыслы которого посвящены чинам и деньгам. Впрочем, что его винить, он лишь достойный сын того «благословенного богом» общества, где властвует господин Купон. Вот стоит он у стены, в чиновничьем сюртуке, коренастый, наглый, с густо напомаженными волосами и низким лбом. Недобрым взором смотрит он на ту, на ком собирается жениться против ее воли. Самодовольный, чуть настороженный — как бы не продешевить, — стоит он, и с тупой его физиономии не сходит некое подобие улыбки.
…Уже все позади — и бурный скандал, который закатила «благодетельница», и поиски жениха. Драма достигла своей кульминации: у подавленной всем происшедшим, глубоко несчастной, обманутой девушки добьется сейчас согласия на обручение с нелюбимым жестокосердная помещица: она ведь богата, а девушка бедна и бесправна.
Идет торг, снова торг, на карте человеческая жизнь, и ее безжалостно губят, ее топчут, как уже растоптаны чувства девушки — без вины виноватой жертвы самовластья.
Даже если бы на этом Неврев ограничил круг своих действующих лиц, замысел, основная идея картины были бы вполне ясны. Но он пошел дальше. Он ввел в картину еще и священника — по духу, по деяниям родного брата того, что в «Неравном браке».
Художник не показывает нам его лица. Но посмотрите, с какой угодливостью, склонившись перед барынькой, стоит он, посмотрите на его изогнутую в полупоклоне спину! О, он готов, он хоть сейчас приступит к «священной» церемонии… Что ему до того, что унижен человек, что втоптаны в грязь лучшие чувства девушки, что свершается здесь злое, постыдное деяние!"

Все тот - же художник Николай Неврев, и все тот - же торг людьми, а картина так и называется "Торг".

"Уютный кабинет в барском особняке, здесь и книги, и гравюры…. и даже портрет Мирабо, деятеля французской революции.
Два помещика, два благородных аристократа, наверняка аккуратно посещающие церковь, два «европейца», мило улыбаясь, ведут торг. Нет, не борзых собирается один из них продать другому, не птиц певчих, даже не кусок пахотной земли: живую человеческую душу сторговывают они, женщину, крестьянку, быть может, мать семейства, не чувствуя от этого ни угрызений совести, ни смятения перед богом.

«Продавец», чем-то напоминающий Пеночкина из «Записок охотника» Тургенева, в домашнем халате, порядочный, видно, негодяй ... отвратный горбун-покупатель, боком усевшийся в кресле, «богоданные» господа, — и простая крестьянка. Молча стоит она, скрестив руки, гордая, с красивым русским лицом. И насколько же благороднее, человечнее она ничтожных, циничных своих «хозяев»!

А вот бесподобная по своей глубине смыслов картина Ильи Репина "Крестный ход в Курской губернии".

Здесь, через художественные образы, Илья Репин передал подлинную сущность вековых взаимоотношений простого народа с так называемой "элитой". А подлинность взаимоотношений заключалась в том, что "элита" всегда отделяла себя от народа. Даже во время Крестного хода.

"…Горячий песок на дороге, выжженные солнцем холмы, жара, духота, пыль.
И в этом знойном мареве — огромная, разноликая, бескрайняя, красочная, вся в движении толпа. Бурлит и колышется эта толпа — и кого только в ней нет!
Впереди — несколько мужиков из богатеев, в праздничных кафтанах деревенского сукна, подпоясанных яркими кушаками; они несут на носилках фонарь от иконы, весь в лентах и золотых привесках. Торжественно и чинно вышагивают они. До блеска начищены сапоги, щедро политы маслом волосы. А за ними две мещаночки — одна помоложе, в розовой юбке и кремово-желтом платке, другая постарше, вся в черном — с елейными, ханжескими лицами, семеня ногами, несут пустой футляр от иконы. За ними — хор певчих, рыжий, в золотом стихаре и голубой шелковой рясе дьякон, самовлюбленно поправляющий на ходу растрепавшуюся шевелюру…

Посмотрите: вот, бесцеремонно прижав к себе «святую икону», так и плывет глупенькая, безвкусно разряженная барынька в светло-желто-зеленом кисейном платье. А вот прямой, как палка, бессмысленно вытаращив глаза, марширует тупой и грубый служака — военный, вот кулак-подрядчик — хитрый, властный, с кирпично-красным жирным лицом. Рядом с ними тут же и преподобные отцы в праздничных одеяниях.
Надежно отделив «власть имущих» от простого люда, со всех сторон окружают их конные и пешие урядники, сотские во главе со становым приставом. Голытьбу не пускают в «чистый ряд».

Ее место сзади, сбочь дороги. И бредут они в водовороте казенной суеты, вслед «Чудотворной», по щиколотку в пыли — и робкие, в лохмотьях мужички, и те, что с «дурным глазом», и истовые старухи, и забитые, рано состарившиеся молодухи. Идут побирушки и увечные, отставные солдаты, идут старцы, бегут дети — и конца нет этому шествию. Идет вся Русь, идет ее ищущий правды народ.
Извивается под блеклым пыльным небом, между холмами растекшаяся вширь и вдаль толпа, и замахивается на кого-то своей нагайкой вздыбивший коня озверевший урядник, и отстраняет палкой служака-сотский мальчика-горбуна, пытающегося прорваться поближе к «Чудотворной». Он весь светится надеждой, он сам порыв, чистый, душевный, этот мальчик с тонким лицом, с грустными умными глазами.

И не жалостью — сочувствием и любовью проникаешься к этому окрыленному, красивому в своей душевной чистоте человеку, не потерявшему веру в счастье, в светлое будущее, как не терял ее даже в самые мрачные времена русский народ".

Я не знаю, уважаемый читатель, как ваши знания соотносятся с описанием картин из сего труда. Быть может, вы очень подкованы в живописи и это вам не интересно, но признаюсь честно, после данного текста многие картины предстали передо мной в новом свете и теперь я их "читаю" как открытую книгу.
Добавим лишь, что я упомянул о нескольких шедеврах живописи, представленных в этой небольшой по объему книге. Анатолий Варшавский рассказывает не только о русских живописцах, но и о картинах представителей западноевропейской живописи: Микеланджело, Паоло Веронезе, Франсиско Гойя, Гюстав Курбе.
На титульном листе книги обозначено издательство - "Детская литература". После прочтения книги в очередной раз осознаешь насколько были культурно развиты Советские дети!
И будете проездом в Москве, обязательно сходите в Третьяковку, а то, не ровен час, упрячут шедевры в пыльные подвалы.
И опять Флавицкий предстанет в роли нарушителя исторических деталей, а Крамской покажется благословенной публике слишком реалистичным. А о Репине с Перовым я вообще молчу...