3

Книгу довольно сложно читать, хотя сразу признаюсь, что философский язык дается мне нелегко. Кроме того, текст насыщен цитатами, ссылками и комментариями, что требует усиленного внимания при чтении. Не смотря на то, что часто мне было сложно следить за ходом мысли Григорьевой, думаю, главные тезисы я все-таки усвоил.

Итак, основной пафос книги состоит в комплиментарности восточной и западной философской мысли, не смотря на все их базовые различия. На одной стороне (Запад, Логос) – концепции диалектики и дуализма, изначальности хаоса (хаос как неустроенность, отсутствие блага), стремление к преобразованию окружающей среды, логика с ее законом исключения третьего (как следствие – приверженность либо к бытию либо к небытию), рационализм. На другой (Восток, Дао) – примат неделимого Целого (единство инь и янь, все в одном и одно во всем), концепция сосуществования небытия и бытия (в этом контексте небытие – источник бытия и при этом конечная цель «человека дао»), первичность гармонии, концепция недеяния (жизнь в гармонии с окружающей средой вместо ее преобразования), иррациональное. Григорьева считает, что синтез двух философских направлений должен привести к рождению более гармоничного человека и поможет в решении назревших в современном обществе проблем.

Что тут сказать. Культурный диалог всегда полезен, но значимость «воссоединения» Дао и Логоса по-моему переоценена автором. К тому же, воссоединение мы и так наблюдаем в каком-то смысле. Григорьева говорит об оторванности от бытия и печальной участи нового поколения, но не было ни одного поколения, чтобы не нашлось философа или мудреца, который не сказал бы о нем того же самого. Достаточно почитать древних греков. К тому же, нет доказательств тому, что именно философская мысль в Новое время способствовала необыкновенному подъему и расширению экспансии Европы и, при этом, пассивности Азии, что хочет показать Григорьева. У каждой цивилизации бывают взлеты и падения, в конце концов, когда Шумеры строили государство, китайцы и греки в лучшем случае под стол пешком ходили.

Наверное, во многом эта книга – продукт своего времени. Писалась она во второй половине перестройки и эсхатологические настроения автора можно понять. А еще мельком проскальзывает робкая мысль возможности мессианства русского народа, как часто бывало на переломе эпох. Интересно было бы спросить, что думает Григорьева о новом направлении мысли и «целостном человеке» в условиях современной России. Думаю, рассуждать об этом в девяностые, – на сколько трагичное и страшное, на столько же и беспрецедентно свободное время, – было гораздо проще. А что касается Востока, то Китаю и Японии сейчас прагматизма и рвения к переустройству мира не занимать. Да и общаться с Китаем России нужно теперь скорее с позиции младшего брата, а с Японией, кажется, никогда родства и не было. Хотелось еще отметить, что не смотря на то, что автором постулируется комплементарность Востока и Запада, симпатизирует она явно Востоку. И судя по ее рассуждениям, не очень понятно, зачем нужна «односторонне направленная» западная мысль, если есть более гармоничная и устремленная к Единому мысль восточная, которая и так целокупна и органична. Иронично так же, что Восток оставил позади весь мир в деле производства электроники, а в книге звучат технофобские нотки (технологические развитие, как фактор способствующий дегуманизации и отчуждению человека).

Я осознаю, что несколько утрирую и в философии профан, но все же предположу, что не смотря на то, что Аристотель, Платон, Евклид, Гомер и другие оставили в культуре и науке след, который до сих пор можно проследить, сами люди не сильно изменились за последние 2-3 тысячи лет, да и все изменения пока только количественные. Великие древние помогли нам запустить ракету в космос, но в деле построения идеального государства или хотя бы избавления от банальной жадности (коррупция) не преуспели. Восточная философская мысль свой вклад уже сделала, пусть европейцы и обращались к ней почти всегда факультативно. Слияние уже произошло, и в мире самолетов и интернета мы движемся в широком, но едином потоке. В таких условиях идеи и концепции философов, принадлежащих к направлению какого-нибудь очередного -изма могут отличаться друг от друга сильнее, чем от идей представителей какого-нибудь другого направления. Ну и конечно же, многозначность и символичность философского языка всегда оставляет широкий простор для спекуляций.