Цитаты из книг — Лилия Шитенбург

Если все, чего хотят люди - это платить деньги, ходить в кино и получать подтверждение своих стереотипов, и если после просмотра фильма или спектакля, прочтения книги или прослушивания музыки в их жизни все остается по-прежнему, ровно так, как было раньше, тогда у нас останется тот мир, то искусство и та культура, которых…

Тот факт, что в итоге самой прославленной ролью актера окажется роль в детском фильме, по большому счету, наверное, тоже не случаен. Алан Рикман владел великим актерско-педагогическим даром пугать, веселить, вдохновлять, будоражить и усмирять одновременно, великодушным даром прирожденного "ловца во ржи".

Гарри Поттер должен оставаться тайным местом для детей (всех возрастов, разумеется) - и как можно дольше.

Классическое английское произношение, гипнотический баритон и томная манера речи, приобретенная из-за врожденной особенности нижней челюсти, стали его визитной карточкой. Темп и темб, интонация и дикция - признаны близкими к идеальным, что даже было подтверждено исследованием британских ученых.

Он никому не позволял "вдуматься" в то, что оставалось за рамками его сцены, заполняя ее целиком, без остатка. Сделанного было достаточно. За рамками сцены не было ничего. Его "эффект присутствия" - на сцене и в кадре - был совершенно выдающимся.

Театр - это нечто вроде брошенного в воду камня. Все зависит от того, как много кругов разойдётся по воде. Если камень достаточно крупный, волна может оказаться мощной.

Слово «злодей» для меня ничего не значит. Все персонажи, которых я играю, являются разноплановыми. Их мысли разбегаются во все стороны, и каждому из них присуща определённая уязвимость, которую просто надо обнаружить.

Я не знаю откуда берётся выносливость. Я не соблюдаю правила здорового питания, я не монах, и я не очень общительный человек. Но я и не дурак.

Я никогда не умел планировать свою жизнь. Обычно я не вылезаю из своих сомнений и нерешительности. Мне кажется, что я только и делаю, что сталкиваюсь с установленными мною самим ограничениями.

Я типичный человек, родившийся под знаком Рыб, мне абсолютно понятен символ двух рыб, плывущих в противоположных направлениях.

Гарри Поттер должен оставаться тайным местом для детей (всех возрастов, разумеется) – и как можно дольше.

Все эти разговоры о моем противостоянии с Кевином Костнером на съемках – абсолютная чепуха. Как-то поздно вечером я и Мэри Элизабет Мастрантонио стояли на площадке и произносили свои реплики, не обращенные ни к кому. А затем я понял, что кто-то лежит на земле и отвечает репликами, которые даже не его собственные, – просто…

Смотреть фильм, в котором я снялся, – абсолютный кошмар. Но, о ужас, этого не избежать. Я не могу отделаться от мысли: «Это не то, что я делал! Мой голос звучал не так. И шел я совсем не так».

Если ты делаешь ошибку в кино, тебе дают возможность ее исправить. В театре тебе никто не скажет «снято». Если ты ошибся, ты ошибся. Вот и все.

На сцене в моей голове поселяются злобные гномы, шепчущие: «Ты забудешь свои реплики». Если ты напортачил на съемках фильма, у тебя по крайней мере есть возможность сделать дубль. Страх только усугубляется. Я серьезно подумываю над тем, чтобы поискать такого гипнотизера, который поможет мне от него избавиться.

Мне всегда больше нравились репетиции, нежели сами спектакли, поскольку на тебя не давит необходимость полностью выложиться. Репетиция – это детская игра, а выступление – это взрослая жизнь.

Когда я начинаю ныть по поводу своей работы, моя жена Рима отвечает саркастической фразой о бездомных.

В лицо мне дуло паром, а на щиколотки капала кипящая вода, и мне нужно было спрыгнуть с карниза на неровную брусчатку мостовой. Уже рассчитывая расслабиться, я услышал звук, словно что-то порвалось, но это не была моя одежда, это было что-то в моем колене. Разорванный мениск – вот мой сувенир из Голливуда.

В моей жизни наступил момент «теперь или никогда». Я написал письмо в Королевскую академию драматического искусства с текстом типа «Уважаемая Академия, не могли бы вы пригласить меня на прослушивание?» и опустил его в почтовый ящик в конце Бервик-стрит с мыслью: «Это моя жизнь, и теперь она изменится». Так оно и случилось.