Глава о том, как славно мы посидели и поговорили за книги в октябре

Итак, в воскресенье, 27 октября, состоялась очередная – по счету 96-я – встреча Московского книжного клуба «Цветок папоротника». Когда я вошел в залу, небольшая, если не сказать тесная аудитория на втором этаже уже была полна народу, что и местечек-то совсем не осталось: аншлаг! аншлаг! как на премьеру! Но вот непафосно внесли пафосную колу, колбасу и воду, и когда все это хаотически разместилось на поверхности стола, народ стал внутренне собираться и настраиваться на беседу. По просьбе Алины (в клубе она была первый раз) и, тем не менее, дабы не спойлерить ей еще недочитанного Бэкмана, решили начать с книги Кадзуо Исигуро «Остаток дня» . Итак, после представления/знакомства друг с другом, куратор Анастасия Clue негромко оттолкнула наш кораблик в свободное плавание, и мы приступили наконец к обсуждению… Книга Исигуро особенная, на праздный взгляд, ровная, плоская и прямая как новое дорожное покрытие, но сколько же всякого мы здесь накопали (очень порадовала активность новоприбывших), было где развернуться и поломать пики и стрелы, или все же шпильки и зубочистки? А и то и другое не заржавело: книга оказалась сильным триггером, который в два счета раскачал наше собрание… Да, мнений было немало: кто он, этот мистер Стивенс, человек в футляре по-британски, самурай в ливрее, человек с туннельным зрением, человек с приросшей маской, эволюционный тупик или... Но кем бы не был этот мистер Стивенс, он, как ни странно, занимателен, и совсем не скучен, – что доказали, продолжавшиеся на довольно высокой волне, полуторачасовые дебаты, – а иногда даже бывает очень интересен и на женский взгляд (здесь я не только о мисс Кентон). Вспомнили к месту и жестоковыйного Стрикленда со своим мольбертом, со своим служением великому, аскезой, потерей себя в социальном плане; но даже у него все на финише наладилось, а здесь – где же пальмы, мистер Стивенс, где кареглазые, бронзовокожие гаитянки твои? Здесь уважаемое собрание было единодушно в осуждении такого исхода в беспросвет монашества. Да и ради чего, чтобы в конце жизни оказаться на берегу, без жены, детей, друзей… и единственные фанфары, на которые расщедрится для тебя судьба – это свет тусклых фонарей, осветивших случайно твою согбенную, одинокую фигуру на остатке дня, твоего жизненного дня? Никому это, известное дело, не понравилось, никто не захотел примерять на себя преузкий футляр такого служения... Но мне это оказалось близко, близко ради рисунка жизни, определенного, осмысленного, хоть какого-нибудь, но своего рисунка (ведь как нарисовать что-то свое, если не остаться одному) (вот теперь высокая нота), чтобы в конце пути, на выдохе сказать (подумать), я делал то или это осознанно, никогда мой разум не отпускал основной идеи того, что я хотел изобразить на этом пустом листе явленной мне случайно жизни. Короче, я там под занавес разошелся, наивно, пафосно, но зато про войну. Видимо, дальше ехать было уже некуда, и все сошлись на том, что пора объявлять антракт. А потом пришла библиотечная фея…

И мы перенеслись на этаж повыше, в просторный наш привычный зал, и хотя в полку убыло, и все малость подустали, обсуждение второй книги тоже обещало интересный и совсем не хладный разговор. Книгу Бэкмана «Медвежий угол» выпало на долю представлять Ринату ( RinRock ). Надо сказать, что он, со своей ролью ведущего на протяжении всего обсуждения, управлялся как заправский регулировщик на перекрестке с выключенными светофорами. Что было необходимо, потому как книга Бэкмана, в отличие от предыдущей, не про одиночек, ставших заложниками своих завиральных идей (и не только), а про людей в обществе, старающихся как-то мирно ужиться друг с другом, несмотря на всю трудность данного предприятия, – уж слишком мы разные. Да что говорить, если сложно бывает установить нормальные (не говорю про счастливые) взаимоотношения в пределах одной семьи; а сам человек всегда ли в мире с самим собой?.. Но продолжу. Красной нитью обсуждения была идущая рефреном через всю книгу фраза: мы не можем защитить наших детей. Итак, чем мы можем ответить на такой вызов, и по идее, должно быть согласное единодушие – суровым наказанием, чтобы хоть неповадно было другим. И для прощения здесь не может быть места. Но вот у Бэкмана есть, – многие согласились в клубе, что концовка была, что называется, лайт. Начали разбираться, почему автор не пристрелил насильника в лесу из дробовика. Были мнения, что нельзя всю тяжесть вины взваливать только на шею горе-хоккеиста. В самом деле, какой он насильник, мы что, насильников не видели никогда (по телевизору). Это же молодость, гормоны, алкоголь, воспитание, и девушка, которая потеряла контроль над ситуацией и пошла на второй этаж, неизвестно о чем думая. А она не думала, она чувствовала: расторможенное алкалоидами сознание сделало ее такой – доверчивой и наивной, какая она в кругу семьи с любящими ее родителями (ведь сердцем Мая уже приняла Кевина в свою семью, поэтому и страха не было, не зажглись лапочки, не замигали сирены). А что до Кевина, так ему вся жизнь как один непрекращающийся матч, в котором он должен всегда показывать класс, всегда забивать, всегда побеждать, это довело его до преступной черты и сбросило в пропасть. Эту книгу, понял я, необходимо (настоятельно) читать дома мамам с подростками-детьми, потому что Бэкман создал возможность увидеть эту ситуацию ярко, громко, сильно, ее нужно проиграть воочию, примерив на себя, как костюмы, этих героев и уразуметь, какая дрянь может выйти из-за такой вроде бы банальной вещи как секс. Время встречи подходило к концу, море успокаивалось, и под занавес обсуждения мне даже показалось, что судьи будто бы немного смягчились, нет – об оправдании, конечно, не могло идти и речи, просто – наверное – решили оставить приговор Кевину, так сказать, по-бэкменовски, а именно – осудить презрением, с этим его «надудонилвштаны», что для мужчины – вот чеслово – лучше бы пристрелили в лесу как медведя.

Все хорошее когда-нибудь и как-нибудь заканчивается, что поделаешь, супротив законов природы не попрешь, вот и наш кораблик октябрьской встречи книжного клуба к половине шестого доплыл-таки до конечной остановки. И закругляя здесь этот свой отчет-отзыв, хотелось бы мне дать буквально пару мазков в мажорной палитре. Обе книги, так или иначе, затрагивают тему служения, в первой книге напрямую, во второй – опосредованно (полюбил я это слово с недавних пор). Что я уяснил себе из нашего обсуждения: что не важно, что ты делаешь, чему, кому служишь, важно понимать, откуда исходит хотение. Если это Эго, то жизнь твою выхолостит, обессветит эта черная дыра-магнит-воронка, и во тьме перестанешь различать что можно, что нельзя, где тебе благо, где вред, где тебе одиночество, а где тюрьма и позор. А если чувствуешь, что с каждой победой твоя жизненная мана усиливается, а мир становится светлее и оттого понятнее, – то какие бы авторитетные старцы или даже твой собственный разум тебя бы не тормозил, – все равно, продолжай идти. И пусть ты не достигнешь вершины, наградой тебе на остатке дня непременно будет душевное спокойствие, наполненность смыслом и удовлетворение прожитой не зря жизнью. dixi